Уже совсем рассвело.
* * *
Постепенно среди придворных и по всей столице, в старой и новой ее части, распространилась зловещая молва:
— Дитя у царицы не от царя!..
— О боги, какой позор!..
На всех перекрестках стали судить да рядить. Обвинять царицу в распутстве. Чем больше поток, тем больше в нем мути и грязи. Положение становилось угрожающим. И Мари-Луйс неожиданно для себя ощутила вдруг, что она совершенно беспомощна в создавшемся положении. Всем существом она слышала крик Таги-Усака: «Арванд Бихуни тому свидетель!..» Вспоминала и думала: что это было со стороны Таги-Усака по отношению к ней — низменная мстительность или искреннее желание предостеречь ее, предупредить о надвигающейся беде?.. Думала и не могла прийти к определенному выводу.
— О единственный и почитаемый мною бог Мажан-Арамазд, положи конец этим чудовищным ударам судьбы!
Мари-Луйс ужасалась от сознания, что в ее доме ею правят враги, вонзают когти ей в горло и, что страшнее всего, могут впиться еще и в ее мальчика.
— Мой несчастный Каранни, ведь это все против тебя, против твоего царства!
Мари-Луйс сжигала себя в огне своих дум и тревог. Но держалась так, что окружающие не догадывались о ее страданиях, и внешне выглядела, как и прежде, энергичной, деятельной и неудержимой в стремлении к достижению своих целей.
Однако силы иссякали, и Мари-Луйс наконец решила встретиться с Арвандом Бихуни один на один.
Она пригласила его. Он явился и был принят.
Царица заговорила с ним величественно и властно:
— Не стану обволакивать сладкоречием и пустословием то, что хочу тебе сказать. И кривить душой, как это любишь ты, Арванд Бихуни, тоже не буду. Я позвала тебя, чтобы заявить, что ты лжец и заговорщик!
Лицо верховного жреца покрылось испариной.
— Опомнись, царица! Что ты такое говоришь?!
— Ты предаешь своего царя его врагам! Ты изменяешь армянскому трону!..
Арванд Бихуни подумал, что царицу, наверно, восстановил против него Таги-Усак. Кто бы еще мог?.. Смиренно опустив голову, он сказал:
— Таги-Усак внушил тебе всю эту несусветицу? О царица, опомнись, откажись от своих чудовищных обвинений!..
— Таги-Усак сказал только правду. То, что сын у меня не от супруга. Незаконнорожденный!..
— И однако, великая царица, да онемеет мой язык, это правда, что сын у тебя незаконнорожденный?.. О прости, прости меня!..
— Разве ты не знал?
— Знать-то знал, но…
— Но молчал? — прервала его царица. — А потом решил наконец поведать всему царскому двору, да что двору — всему городу, и тем сколотил вокруг себя настроенных против меня людей. Так ведь? О мерзавец!