Когда я украдкой выбралась из прачечной, папа работал над проповедью. Кабинет — несколько темноватый из–за узких решетчатых окон, но очень уютный, был моей любимой комнатой в доме. В самый раз для беседы. А мы о многом поговорили в тот день. Я сидела перед камином на низенькой скамеечке, а папа рассказывал, как сильно они с мамой хотели ребенка.
— Тесса, когда ты посылаешь кому–то подарок, имеет ли значение, каким образом его доставят? Разве есть разница, приедет почтальон в фургоне, прикатит на велосипеде или придет пешком?
— Нет.
Он коснулся моих волос.
— Так важно ли, каким способом Господь доставляет ребенка? Главное, чтобы он не ошибся адресом. А те женщины на кухне — ты должна их пожалеть, Тесса.
— Пожалеть?
— Подумай, насколько мал мир у тех людей, которые идут по жизни, навешивая на других ярлыки. Они столь же слепы, как и я без своих очков, — они не замечают всех тех больших и малых чудес, что совершаются каждый день. Чудес! — Папа грустно усмехнулся. — Ты стала истинным чудом для своей матери, да и для меня тоже, ты появилась двадцать седьмого декабря, и мама любила называть тебя рождественским подарком. — Он снял очки и протер их. Его серый кардиган был, как всегда, застегнут не на те пуговицы. — Погода в тот день стояла теплая и пасмурная. Ни намека на мороз. Зима выдалась необычайно мягкая, розовый куст у задней двери все еще цвел.
— Расскажи мне еще раз, как мама… попросила тебя позвонить в колокола.
— Ты ведь помнишь, Тесса, старика Гринвуда. Он непрестанно ворчал, что его заставляют работать сверхурочно, хотя все это было пустой болтовней, поскольку, будь его воля, он бы спал в обнимку с колоколами. А мама по двум причинам хотела, чтобы они звонили, — выразить свою радость и дать понять тому, кто тебя оставил, что ты в безопасности. Мы были уверены, что та женщина ждет где–то поблизости. Маленькая грелка под одеялом была еще теплой, поэтому мы знали, что тебя оставили всего за несколько минут до того, как мама отправилась за молоком.
— Но Гринвуд все же зазвонил в колокола, правда?
— Конечно! И продолжал до тех пор, пока половина графства не начала обрывать наш телефон, спрашивая, уж не война ли приключилась. — Папа наконец вернул очки на место. — Какой это был чудесный день! Твоя мать так и сияла. У Ферджи, как она выражается, "голова пошла кругом". Самое лучше, что когда–либо случилось с нами, — это ты, Тесса. — Папа погладил меня по голове. — Мы боялись лишь одного: что нам не позволят оставить тебя. Но прикрепленная к одеялу записка оказалась в суде решающим доводом. Помнишь, что в ней говорилось, Тесса?