— Это, очевидно, вам…
Ей?
Она приняла. И только потом глянула, удивилась. И вправду… черный хлеб, тот, который по три копейки. И шпроты. Кусочек зеленого помидора. Крупная соль. Хелег вот попробовал как-то и не понравилось.
Никому не нравилось, кроме дяди Петера…
— Любочка, — развел руками дознаватель, будто это что-то да объясняло.
И чай оказался крепким, душистым и без сахара.
Пожалуй, Любочки со странной ее осведомленностью стоило опасаться.
— Вообще-то здесь четыре буфетчицы работают посменно, но по-настоящему талантлива только Любочка. Она здесь с пятнадцати лет… пожалуй, дольше всех работает. Я вот скоро уйду, а она останется… и спрашивается, кто здесь хозяин? А ты кушай, кушай… и слушай… на чем мы там? На догадках… так вот, снимки суда тебе передадут. Все, которые найти удалось… их немного… все-таки дело не быстрое. Списки, само собой… стенограммы… к сожалению, здесь дадут немного, но почитай, освежи память, оно полезно… а заодно глянь вот.
Он протянул Катарине бумажку.
— Что это?
Троецкий.
Баранчиков.
Вересковский.
— Это же…
— Твои коллеги.
— Да, — сказала Катарина. — Но… как… и почему?
— Почему… например, потому, все трое были на суде… нет, не только они, но… Конечно, все можно объяснить банальнейшим любопытством… на суде присутствовало более пяти сотен человек, не считая собственно судей, прокурора, адвоката. Добавим судейскую канцелярию… в конце концов может статься, что наш с вами… Учитель, — Нольгри Ингварссон провел пальцем по острому краю подстаканника. — …служит в суде. Или не в суде, но в Прокуратуре?
Он уставился на Катарину.
Холодный взгляд.
Пронизывающий.
И не закрыться от него. Мутит. Тошнота накатывает волнами. И ощущение, что она, Катарина, вот-вот утонет. Холодно.
Мерзко.
…и она не давала согласия.
— Простите, — без тени раскаяния произнес дознаватель. — Надеюсь, вы понимаете, что я должен был вас проверить. Вот.
Он протянул платок.
— У вас кровь идет.
И вправду идет.
Носом.
Нос у нее слабый. И раньше кровь шла часто, бывало, что по нескольку раз за день. Тетка сердилась, будто бы Катарина специально, говорила, что это от избытку дури, что не книжки читать надобно, а домом заниматься, тогда и на голову кровь давить не станет. А раз не станет, то и выхода не найдет через нос.
…одежда чистою останется.
Сплошная выгода.
…кровотечения давно перестали ее беспокоить. Она уже решила, что и вправду переросла. Выходит, ошибалась.
— Зачем?
— Затем, что, вдруг вы испытываете к кому-нибудь из них глубокую симпатию? — Нольгри Ингварссон смотрел, как она подбирает красные капли.