А потом до нее дошло.
— Я…
— Вы молодая очаровательная особа. Необычная. Весьма необычная. И эта необычность, поверьте, не оставит его равнодушным…
— Но я…
— Вы сделаете все, чтобы не допустить новой войны, правда?
Вкрадчивый голос, нежный… Катарина почувствовала, что краснеет. Война — это, конечно, очень и очень плохо, но… должного героизма в себе Катарина не ощущала. То есть, на баррикады она бы пошла, на баррикады не страшно, а вот князь…
Князь, как говорится, совсем иной коленкор.
Глава
8. О делах всякоразных
Как много сил на слабости уходит.
Женское задумчивое.
Тем утром панна Белялинска встала рано.
Она вовсе не имела привычки долго леживать в кровати, и в иные, куда более спокойные для семейства своего времена, вставала о шестой године. Тогда-то панна Белялинска спускалась на кухню, а после проходила по комнатам, подмечая, что еще надлежит сделать. Или вот усаживалась за домовую книгу, которую вела со всем прилежанием…
…ныне на кухне было пусто.
Кухарка еще когда расчет взяла. А единственная служанка почивать изволила. И так крепко, что даже когда панна Белялинска в нее тросточкою ткнула, храпеть не прекратила, но перевернулась на другой бок. Вот же… как только все наладится, надо будет старуху выставить…
…или… опасно… она прикидывается глухою и ничего не разумеющею, но как знать, каково оно на самом-то деле поди, пойми, чего видела…
— Доброе утро, матушка, — старшенькая спустилась на кухню и сморщила носик. — Холодает…
Это было произнесено с намеком.
Осень.
А значит, скоро и первые заморозки. Дом и без того выстыл, но близость зимы утянет последние крохи тепла. Придется топить камины… хотя бы один камин, но одного слишком мало, чтобы согреть эту громадину.
— Скоро все наладится, дорогая, — с притворной бодростью произнесла панна Белялинска, засовывая охапку прутьев в крохотную печушку. Замызганная, заросшая копотью, она предназначалась для слуг, но стоило признать, что при всей своей внешней неказистости, работала прекрасно. И дров не требовала.
— Вы и вправду в это верите?
Мария подала высокий кувшин с водой.
…овсянку на воде панна Белялинска ненавидела от всей души.
— Конечно, дорогая…
…а масла и вовсе не осталось.
Два мерных стакана. И размешать. Надо было бы дождаться, когда вода закипит, но терпение панны Белялинской таяло. И она поймала себя на мысли, что вот-вот расплачется самым позорным образом.
— Займись завтраком, дорогая, — она протянула дочери ложку на длинном черенке.
И вытащила из шкафа для посуды — некогда шкаф этот и вправду был полон посуды самой разной, от простой, фарфоровой, на каждый день, до изысканной золоченой, которую подавали для гостей — простенький поднос.