Он вновь потер грудь.
— А черного кобеля добела не отмоешь. Где одна, там и другая… может, пока я живой, еще и поостережется, а мне уж недолго. И останется Аленка с этой вот нелюдью. Как скоро он ее в могилу сведет…
— Почему не объяснили?
— Так… не умею я… с бабами говорить… тогда наорал, а другим разом… девка ж она неразумная… любила его, подонка этакого, сумела бы оправдать. Небось, людишки мои, когда с той его сожительницей беседу вели, тоже спрашивали, отчего терпит… из любви… тьфу на такую от любовь.
Он плюнул смачно на узорчатый паркет и сапогом растер.
— Я-то сперва подумывал нанять кого, чтоб объяснили Микитке этому, куда лезть не надобно, только… поймите, я порядочный человек, смертоубийство — грех… намяли б ему бока раз, другой… помогло бы, я эту породу знаю, трусоватые… но когда б меня не стало, появился бы вновь. И тогда что? Нет… надо было Аленку пристроить, чтоб в руки надежные. А тут конкурса эта. Чем не повод? Я и подумал, отправлю, пущай оглядится. Что она видала, кроме нашенской глухомани? Глядишь, понравился бы кто… мы люди небедные, я б за Аленкою приданое положил… а этот шельмец, верно, почуял, что уходит… следом… и убил… убил…
Тарушкевич покачивался, повторяя это слово на разные лады, не способный поверить, что и вправду нет больше его Аленки.
— Найдите… — он замер и вновь грудь потер, пожаловался, — ноет, проклятущее… найдите и веревку… на площади, чтоб неповадно было…
— Найдем, — пообещал Димитрий, хотя и сомневался, что этот самый Микитка, шельмец и охотник до легких денег, и вправду столь уж виновен.
Как он добрался до дворца?
Каким образом проник?
И главное, зачем убил Алену? Она-то к его планам отношения не имела, да и сама Алена ценна была живой. И как показывала память, первой своей любви она не изменила, готова была к побегу. Но Микитку определенно найдут.
Для порядку.
…с Кульжицким вышло иначе.
Отец покойной держался подчеркнуто вежливо, да и убитым горем вовсе не выглядел, скорее уж во взгляде его виделось некоторое недовольство. То ли тем, что умерла дочь до крайности не вовремя, то ли тем, что разговорами своими привлекла к роду ненужное внимание.
— Сочувствую вам, — Димитрий указал на кресло. — И понимаете, почему мы не хотим предавать историю огласке…
— Потому что слухи пойдут не на пользу короне.
Бартольд Кульжицкий при дворе жил давно, полагая себя, если не опытным интриганом — как раз-то интриг Кульжицкие чурались, — то всяко человеком сведущим, тонко чувствующим происходящее.
— Именно, — не стал отрицать Димитрий.
— Понимаю. Положение и без того нестабильно. Его императорское Величество нездоровы, а императрица, говоря начистоту, не имеет должной поддержки.