Может, и вправду, в город попроситься? Чин выбрать какой, чтоб не дюже на плечи давил. Околоток поприличней…
— Правда, — добавил Лешек, — сдается, что про этот момент забыли. Или…
— Всяк полагает себя действительно достойным?
— Именно.
Он протянул руку.
— Идем.
— Куда?
— Взглянем на твоего… святого с кровавыми руками. Авось, чего и вспомнит… — и глаза старого приятеля блеснули зеленым малахитом.
Ночь прошла спокойно, а за завтраком Лизавета внезапно обнаружила, что место ее изменилось. Столов и вовсе стало меньше, ибо едва ль не треть красавиц выбыла, однако… вот не ждала она этакой милости сомнительного свойства.
Справа от Лизаветы устроилась княжна Одовецкая в неизменном сером платье прямого кроя. И надо сказать, что тощей, несколько угловатой фигуре ее это платье шло несказанно. Напротив сидела княжна Таровицкая в янтарного колера наряде, разбавленном лишь ниткой жемчуга.
…а говорили, что с украшениями нельзя…
Рядом, слава Богу, сидела Авдотья, которая после вчерашнего визита отговорилась мигренью и внезапною слабостью, но дело не в слабости… отнюдь не в слабости. Стрежницкий тоже не соизволил принять, мол, не выглядит должным образом и вообще…
…не понятно.
— Говорят, — княжна Таровицкая задержала взгляд на Лизавете, и удивительно, что не было в нем ни удивления, ни раздражения, один лишь интерес. — Сегодня состоится второе состязание…
— Опасаешься не справиться?
— Отнюдь, — Одовецкую не удостоили взгляда. — Ищу тему для беседы. Не о погоде же говорить.
— А что, хорошая погода, — Авдотья была непривычно молчалива, и хотя новое платье из полосатой, будто матрасной ткани, весьма ей шло, держалась она на редкость скованно. Может, смутило новое место за столом, может… что-то другое. — Самое оно на тетерева идти… доводилось?
— Я больше крупную дичь люблю, — Таровицкая держала махонький кусочек хлеба двумя пальчиками. — Волки, скажем… в наших краях волчья охота — даже не развлечение.
— А что?
— Необходимость. Не отстреляешь летом, зимою собьются в стаи. А те выходят к людям. Сперва-то еще наособицу держатся, но к середине зимы страх теряют. Было дело… волк появился. Огромный. С теленка…
— Быть того не может, — Одовецкая отложила вилку и нож. И ела она мало, то ли подражая новой моде, то ли по привычке.
— Я сперва тоже так решила. Он пастушка загрыз. И с коровами игрался. После крестьянок пару, которые одежду стирали. Тогда-то батюшка и велел облаву учинять. И что вы думаете? С сотню шкур сняли, но не тех. Старосты клялись, что волк огромный, глаза красным светятся…
— Может, вырвень?