И поцелуй.
Холодный, слегка слюнявый. Неловкий. В отличие от нынешнего.
Она вздохнула.
И князь тоже.
— Наверное, — сказал он, глядя куда-то вбок, — мне стоит препроводить вас… в покои… вам следует отдохнуть… вам не стоит волноваться. Целители подтвердят, что вы провели вечер в больничном крыле…
— И ночь?
— И ночь, — князь поднялся и подал руку. — Уверяю вас, подобное не повторится…
…а жаль.
Но мысли эти, не приличествующие особе, пусть не юной, но все еще невинной, Лизавета с печальным благоразумием оставила при себе.
…третью девицу Лешек обнаружил сам.
Не спалось.
Он, конечно, прежде особой бессонницей не страдал, а тут вот… то ли шелестело что-то, то ли тени суетились. Лунный свет проникал сквозь портьеры, перина показалась вдруг жесткой и комковатой, а голова налилась тугой тягучей болью.
Вот эта-то боль и разрушила престранное оцепенение, в котором Лешек пребывал.
Он выбрался из постели.
Встал босыми ногами на паркет, еще сохранивший остатки тепла. Пальцами пошевелил, кровь разгоняя. И прислушался.
К себе.
К миру, который определенно был не спокоен. И пусть прежде Лешек за собой не замечал подобной особенности, но… маменька говорила, что молод он, а полозова кровь, пусть и просыпается, но далеко не сразу. И выходит, все же просыпается.
Лешек накинул халат.
Беспокойно.
А главное, он, сколько ни пытался понять причину этого беспокойства, но не выходило. Он поморщился и, прихвативши саблю — магия магией, но порой холодное железо куда как полезней, — выглянул из спальни.
Девица обнаружилась на ковре.
Том самом, подаренном послами Осеманской империи. Ковер был хорош и, что уж тут говорить, любим. И девица на нем смотрелась вполне себе гармонично.
Она лежала, подвернув левую ногу и вытянув правую, закинув ручки за голову. Широко раскрытые глаза пялились в потолок, будто силились разглядеть в нем, украшенном единственно тяжелой люстрой о семи рожках, нечто особенное. На прехорошеньком личике застыло выражение удивленное.
На шее девицы виднелся бант.
Меж белых грудей — почему-то нагота ее Лешека не смущала совершенно — лежала роза.
Лешек моргнул.
И еще раз.
И вздохнул. Вышел из покоев, отметивши, что казаки стоят, где и положено, и спать не думают: глаза широко раскрыты, да только… Лешек провел рукой перед лицом одного, затем и другого. Не моргнули даже… и вот как сие понимать?
Он вздохнул и отправился искать Митьку.
Затея с конкурсом нравилась ему все меньше и меньше…
…святой отец Святозар, пребывавший хоть и в заключении, однако не в темницах, на просьбу ответил кивком. Мол, взглянет.