Так и есть, стабилизируется, и процесс этот либо завершится более-менее полным воплощением, и тогда во дворце появится очередная аномалия — Лизавета подозревала, что их здесь немало, либо призрак самоликвидируется. Лизавете просто не повезло появиться во время, когда процесс разделения начался.
Ее запомнили.
Лицо девушки скривилась.
— Послушай, — Лизавете было несказанно жаль ее. А еще в голову пришла одна презанимательная мысль. — Ты хочешь сказать, кто тебя убил?
Аномалии нельзя было назвать в полной мере разумными. Они сохраняли какой-то отпечаток личности, но как правило всецело сосредотачивались на одной идее. И редко эти идеи были миролюбивы. Благо, для большинства людей призраки опасности не представляли, божьей милостью покарать они могли лишь виновника своей смерти.
Или того, кого таковым считали.
Впрочем, нынешний призрак нападать не спешил. Он разглядывал Лизавету и морщился, будто не по нраву ему пришлось увиденное.
— Вот, — Лизавета сотворила простенькую иллюзорную доску, которую частенько использовала, занимаясь с сестрами. Тем почему-то с иллюзиями нравилось работать куда больше, чем с доской обыкновенной. — Напиши… должно получиться.
И мелок сотворила.
Призрачный.
Девица скривилась, но в руки взяла, поднесла к глазам. Отбросила и пальцем в доску ткнула. На ней же мигом проступили огненные буквы.
— Я… княжна… являюсь наследницей древнего рода…
Слова меняли друг друга.
Но ничего интересного Лизавета не прочла. Не признание, право слово, а манифест какой-то… о величии этого самого рода, о гневе главы его, который падет на недостойных, посмевших лишить жизни любимую дочь… о том, что и смерть не изменит планов их… восстанут достойные и свергнут…
Кажется, пошла та самая политика, о которой предупреждал Семен Вихстахович.
— Знаете, — Лизавета развеяла доску. — Если вам только это надо…
…наверное, о призраке следовало доложить. Пусть местные маги его ищут и допрашивают, выясняя, кто кого свергнуть собирается и, главное, для какой надобности.
Девица топнула ногой и зашипела.
Надо же, а структура крепнет, только весьма старые создания способны были издавать хоть сколько бы внятные звуки. И вновь вспыхнула доска, правда, не черная грифельная, а пылающая. Красиво, но читать с такой презатруднительно.
— Восстанут… это уже было. Кстати, кто восстанет?
Все.
— Зачем?
Свергнуть недостойных, которые кровью нелюдской запятнали…
— Это вы сейчас про… гм… императора?
Слова, которые возникли на доске, безусловно характеризовали особу женского полу, правда, не самого приличного поведения.