— Знаете… я не понимаю, зачем вы мне все это показываете…
Лизавета взмахнула рукой, пытаясь развеять доску, на которой одно за другим вспыхивали слова, которых девицам из древних и могучих родов не стоило бы знать. Однако доска лишь покачнулась, а призрак захохотал.
Этак, зловещенько.
И холод стал… холоднее. Под потолком и вовсе снег закружился.
— Грядет, — громыхнуло над самым ухом. — Грядет час…
Призрак взвыл.
Исчез.
А доска осталась. И Лизавета вздохнула: оставалось надеяться, что силы, которую в это вот творение больной фантазии вложено, к утру иссякнут. А то право слово, будет презатруднительно объяснить, откуда в комнате возникла матерящаяся доска.
Она глянула на нее еще раз.
И еще.
И решившись, выглянула в коридор. Может, если к охране обратиться…
…охраны не было.
Коридор радовал пустотой и безлюдностью. Вот что успела усвоить Лизавета за годы работы на «Сплетникъ» так очевиднейшую вещь: гулять ночами по местам безлюдным, мягко говоря, неблагоразумно.
— Эй… кто-нибудь… помогите, что ли?
Сейчас она согласна была и на Стрежницкого, но и тот исчез.
— Эй… — она отошла от двери, размышляя, не стоит ли вернуться. Мешало одно: призраки по сути своей существа до крайности занудные, если уж повадились где-то материализовываться, то станут это делать с немалым удовольствием. А главное, с каждым новым воплощением будут прибавлять сил.
У покойной их и без того было как-то слишком уж много…
Нет, следовало что-то делать и быстро, пока нестабильное по сути своей явление не приняло новую форму. В отличие от призраков, потусторонники весьма неплохо контактировали с миром материальным, да и добротой не отличались…
— Есть тут… кто? — поинтересовалась она чуть громче, выглядывая в другой коридор.
Тоже пустой.
Как показалось.
— Никого нет, — ответили ей. И Лизавета с трудом удержалась, чтобы не заорать, когда нечто белое отделилось от колонны. Спустя мгновенье она, конечно, узнала Снежку, но…
— Ты же есть, — Лизавета возблагодарила бога, что не имеет привычки кричать или в обморок падать.
— Я есть, — согласилась Асинья, склонив голову набок. Облаченная лишь в ночной халат, наброшенный поверх длинной рубашки, она сама казалась призраком. — Кто-то умер…
— Я. Едва не умерла, — страх оборачивался раздражением, хотя Снежка и не была ни в чем виновата.
— Едва — не считается, — вполне серьезно ответила она и взмахнула руками. Широкие рукава скользнули, на миг показалось, что вот-вот обратятся они в белые крылья.
— Да… наверное… извини… а… — Лизавета потрясла головой.
Нет птицы.
Есть девушка, пусть и несколько странноватая. Сейчас ее инаковость как никогда бросалась в глаза. Узкие вытянутое лицо, чересчур высокий лоб, раскосые приподнятые к вискам глаза. И резковатая линия губ…