— Потому что вы должны умереть.
Она поднесла скляночку к его губам.
— Пейте.
Себастиан думал.
— Пейте, пейте… Куры уже почти все ушли, видите? Они чувствуют близкую смерть. Но мы же не куры, мы люди. Мы достойно примем свой конец. Без криков, без воплей.
— А вы?
Энни улыбнулась. Было в этой улыбке что-то такое отчаянно-беззащитное, что Себастиан понял — нет, он не должен позволить ей умереть.
Она просто несчастная сумасшедшая. Опасная, как ядовитая змея, но ведь змея не виновата в том, что не может реагировать на внешний мир иначе. Она живет, как может, и Энни живет, как умеет, справляясь с тем, что ее радует или раздражает, доставляет ей радость или причиняет боль.
— Вы разве сможете не кричать?
— Не смогу, — призналась она. — Но вы должны умереть достойно.
— Я дарю вам это право.
Времени было все меньше. Себастиану показалось, что он уже слышит треск пламени за стеной, что становится все жарче и жарче. В углу копалась последняя курица, видимо, подбирая за сбежавшими соседками остатки корма.
— Нет, Северус. Нет. Пейте вы.
Если это было единственным способом — он был согласен. Но сначала он должен был убедиться, что горло — пусть предстоит пережить еще одну невыносимую боль — это еще не все. Он должен был быть уверен, что встанет, выбежит, может быть, вынесет Энни из огня.
— Помогите мне сесть.
Энни удивилась, но обстоятельно убрала скляночку, затем подхватила Себастиана подмышки, усадила. Голова у него закружилась, перед глазами все поплыло, дышать было сложно, и тело болело после падения, но он мог двигаться, все-таки мог. Он подогнул под себя ноги, и это ему удалось. Погладил Энни по голове перевязанными руками — сначала одной, потом второй. Затем поменял положение.
Он мог двигаться, только не знал, когда эта способность у него пропадет. Человек перед страхом смерти способен на многое, главное — знать, где запас этой прочности.
— Держите.
Энни совершила ошибку, а Себастиан взял протянутый ему флакон. Вытащил пробку, осторожно понюхал, принимая решение.
Потом размахнулся и швырнул склянку в угол. Жадная прожорливая курица покинула свой дом, который вот-вот должен был превратиться в настоящую печку, и склянка упала куда-то в загаженную вонючую солому.
— Зачем? — все так же ровно, покорно спросила Энни. — Вы же будете кричать.
Себастиан улыбнулся. Что делать дальше, он не знал, но одной угрозой стало меньше.
— Вы же будете кричать, вы, грязный сальноволосый ублюдок!
Энни вскочила, нависнув над ним, и волосы ее, казалось, зашевелились, как у Медузы.
— Вы будете орать, дрянь! Вас услышат! Вы…