Неторопливо пощипывали тощую траву кони. Невдалеке показался человек. На руке у него чапан, под которым бренчат железные конские путы, на голове — соломенная шляпа.
Шингель заговорил первым:
— Кто же это бредит тут? Кажись, ты, Тухтар?
Тухтар поздоровался.
— Что же ты, браток, один по ночам блуждаешь? Тебе вон там нужно быть. — Шингель кивнул в сторону, откуда доносилось пение. — Там твое место. И никаких разговоров. Скомандую тебе сейчас, как солдату: «Шагом арш!» — и зашагаешь. Для твоей же пользы говорю.
Шингель был в настроении, ему где-то удалось прополоскать горло. А подвыпив, он особенно любил поболтать, мог говорить ночь напролет. Тухтар не раз мальчишкой бывал с ним в ночном. И сейчас еще помнятся преудивительные истории, которыми потешал ребятишек этот никогда не унывающий человек. Говорил он складно, каждое слово в строчку, самое заурядное деревенское происшествие мог расписать так, что все уши развешивали, а ртами ворон ловили. Любил и приврать Шингель, но делал он это очень искусно. Любая небылица выглядела в его рассказах правдоподобнее любой были, а слушатели долго потом ломали головы, стараясь разобраться, где была правда, а где — выдумка.
— Ты один, дядя Шингель? — спросил Тухтар, которому не хотелось встречаться с людьми: наверняка начнут утешать, расспрашивать.
— Один, милый. Как зрак в глазу.
— А лошадей у тебя много?
— У меня! Были бы мои — тут же тебе любую половину отдал и гроша бы не попросил.
— Вижу, что не твои. Каньдюковские, наверно.
— В самую точку угадал. Все восемь. Беда, говорит, ему без Урнашки. На тебя, мол, Шингель, только и надежда. А вот, дескать, даром жить не будешь. Ну, а мне-то что? Даст пшенца, другой какой крупицы. Не прорвет желудок-то она. Иль не так я говорю, браток? Давай-ка посидим вместе, если на хоровод идти не желаешь. Истосковался язык без работы. Отсохнет скоро, бедняга. Заговорю с лошадьми, а они в ответ только посапывают да травкой похрустывают. Иная заржет, правда, но все равно скучища.
Сказывают, есть птица такая, попугай по кличке. Так вот она, если обучить, по-всячески без запинки шпарит. Хочешь — по-нашему, хочешь — по-мордовски, или по-русски, или еще там по-разному, как научишь. Мне бы такую птицу раздобыть! А? Может быть, и лошади говорящие где имеются, кто знает… Мир-то вон какой. Хоть пехтурой, хоть верхом — все равно везде не побываешь. Не знаю, как с попугаем, а с лошадью покалякать бы очень интересно. Умнейшая скотина. Дай бог каждому человеку такое соображение иметь. А помнишь, как ты ездил со мной в ночное? Махонький тогда еще был, в пастушонках таскался. Да я ведь этой породы. Эх, и жизнь наша горемычная!