— Проходи, Тухтар, проходи, дорогой! А я вот все с жужжалками воюю. Все руки отмотала. Раз уже выгоняла. Пока вас дождалась, опять поналезли. Так и жмутся к печке. Видать, скоро холода нагрянут.
Сайдэ за эти дни сильно изменилась. Погас на щеках румянец, глаза затянуло печальной дымкой, заметнее стали морщины у глаз и в уголках губ.
Сэлиме разлила по мискам похлебку. Тухтар жадно проглотил слюну — он давно не ел горячего.
Скрипнули ворота, послышались частые торопливые шаги — кто-то взбегал то ступеням. Дверь отворилась — и в избу вошла запыхавшаяся Шербиге.
«Только тебя не хватало, — неприязненно подумала Сэлиме. — Словно на пожар бежала: раскосматилась, платье не застегнуто, лицо вымазано глиной».
— Вроде нет, милочка моя, самого-то? А я к нему шла, — оскалила Шербиге желтые, остренькие, как гвоздочки, зубы. Недовольно покосилась на сидящих рядом Сэлиме и Тухтара.
Гостья даже не сказала положенного приветствия. Сайдэ оскорбилась этим, но сдержала свое недовольство.
— В лес уехал хозяин, — сказала она, поднимаясь навстречу. — Проходи, откушай с нами.
— Прямо к ужину, к ужину угодила, точно к любящей свекрови пришла. Хоть и нет ее у меня.
— Ничего, будет еще. Какие твои годы, — утешила ворожею хозяйка. — А пока моей похлебки попробуй.
— Рехмет, рехмет, голубушка моя, за такое пожелание. Пусть и ваш дом будет полной чашей!
Шербиге двинулась к столу. Вдруг, искривив рот, визгливо спросила:
— Кто это у вас? Никак, пастух приперся?
Она хотела сказать еще что-то, но ее перебила Сайдэ:
— Почему же это «приперся»? Он свой человек в нашем доме.
— Пастух? И вдруг свой человек?
— Что же тут зазорного?
— Не говори, не говори! — прошипела Шербиге. Остренький язычок ее несколько раз, будто змеиное жало, облизнул потрескавшиеся губы, в уголках которых белела пенистая слюна.
— Будем-ка поучтивее! — сказала побледневшая хозяйка. — Не говорят так грубо перед хлебом.
— Потому и говорю так, птичка, ласточка моя, что сижу перед хлебом. — Ворожея задергала головой. — Не приваживай этого ворона, не приваживай! Насквозь его нутро вижу. Зло в нем. Зло! Так и кипит, так и пузырится. И как только терпите вы его в своем доме…
Тухтар выронил ложку, встал из-за стола.
— Сиди спокойно, Тухтар, — остановила его Сэлиме. — Если принимать к сердцу слова каждой дурехи, то и дня на свете не выживешь.
— Помолчи, Сэлиме! — оборвала ее мать. — Не учись у нашей дорогой гостьи.
— Ах, так! — взбеленилась ворожея. Она выбежала на середину комнаты и затопала ногами. — Кто, кто тебя от черной беды спас? Я! Я! А ты меня так за это благодаришь? Дурехой обзываешь?