Вместо того, чтобы опустить массивный меч, боевая монахиня умудрилась одной рукой держать громоздкое оружие вскинутым, пока второй развязывала маску. Джирелла нервно зажевала губу. Анафема выглядела еще уродливее, чем отложилось в памяти. Когда ткань спала, и сестра Вора приготовилась исполнить казнь, Джирелла шагнула ближе, дабы принять волю Падшей Матери.
— Пускай надежные пути ведут тебя к ее груди, — прошептала она, глядя в испещренную шрамиками рожу ведьморожденной.
— Пускай небес надежный свод всегда… — подхватила сестра Вора, но не успела та закончить молитву Исхода, как Джирелла плюнула в приоткрытый рот анафемы. После чего резко развернулась, нырнула щучкой в кровать и четко по ней перекувырнулась, при этом ожидая удара мечища, или разрубающего ее надвое, или разносящего вдребезги кровать при попытке. Она приземлилась на пол по ту сторону постели и оглянулась посмотреть на свою погибель, как та злобно идет по ее душу…
Но сестра Вора не сдвинулась с места ни на гран. Меч выпал из трясущихся, тянущихся к пучеглазому лицу рук и задребезжал под ногами. Цирюльник Нортон не просто глаголил истину об изменении, что претерпит Джирелла — действенность ее яда поражала во всех смыслах: из бессильно раззявленного рта анафемы повалил дым. Сестра Вора вдавила свои крепкие пальцы в горло, вкогтилась в собственную плоть и из ран хлестнула кровь. Она упала на колени, скребя да раздирая глотку, зарываясь все глубже в шею, полоски плоти трещали и обрывались со звуком арфовых струн. И все это время не сводила своих фиолетовых глаз с Джиреллы, припавшей к полу с другой стороны ложа. У анафемы был такой вид, будто это ее предали.
Когда неутомимые пальцы обнажили белизну позвоночника и его владетельница рухнула изрытым лицом вниз, Джирелла пожелала чудищу:
— Пускай небес надежный свод всегда покой твой бережет!
Девушка обошла содрогающийся труп своей защитницы и отправилась наследовать Вороненую Цепь.
* * *
Как явствовало из помпезности древней церемонии и религиозной символики, этим утром на тронутой туманом террасе Багряного тронного зала Джирелла Мартигор усопла. Над головой клубились и вихрились холодные серые тучи. Ее место заняла папесса И’Хома Третья, Матерь Полночи, Пастырша Заблудших, блиставшая великолепным одеянием, исполненным из радужных перьев и чернильного меха совомыши и украшенным тысячей черных опалов. Перевернутый крест ее скипетра был вырезан из окаменелой крови древней демонской королевы. Ей было пятнадцать.
Все верующие на Звезде радовались.
После того как королева Индсорит возложила ей на голову митру, все подернулось легкой тревожной дымкой сомнений и беспокойств, ибо дядя сказал, что великих перемен ждать не стоит. Но она надеялась, что докажет ему его неправоту. Правда, не чувствовала нечего необычного. Ни в коей мере. Поди, помимо прямого общения, Падшая Матерь изыщет иные пути, дабы направлять И’Хомину длань. Во всяком случае, покамест.