— На стоянке у шлагбаума. Тут женщина с маленьким сыном, и что-то их рассмешило, и я вспоминаю моих мальчиков, как раньше мы вместе веселились.
— И они по-прежнему твои мальчики. Они навсегда ими останутся.
— Но, Берни, можно я расскажу еще кое о чем?
— Конечно, можно.
— Прежде чем выехать из города, я навестила мать, и она сказала, что Дойл всегда был плохим мальчиком, что он… — Сузанна снова заплакала. — Что он… всегда требовал, чтобы она играла с его кончиком. Господи, Берни, это меня доконало.
Берни долго молчал, а потом заговорил тихо, ласково:
— Уф, Сузанна, не знаю, что и сказать. — Подавшись вперед, он подпер голову рукой.
— Но как по-вашему… Берни, думаете, она когда-либо… О черт, я работаю с такими детьми! Даже мой вшивенький психотерапевт, и тот говорил, что парень, каким бы чокнутым он ни был, не вонзит в женщину нож двадцать девять раз, если только в нем не скопилась пропасть агрессии по отношению к женщинам. По отношению, надо полагать, к его матери.
— Я понимаю, о чем ты, — откликнулся Берни и после короткой паузы добавил: — Думаю, наверняка мы никогда не узнаем.
— Нет… Но, Берни, мне теперь так жаль бедного мальчика! Отныне я буду видеться с ним много чаще. Обычно я приезжала к нему в Коннектикут раз в месяц, но теперь, когда мои дети уехали, свободного времени у меня стало больше, и я буду навещать его часто. Непременно буду, о боже, Берни, ведь он — несчастный ребенок!
— Навещай его так часто, как тебе необходимо, — сказал Берни.
Когда Сузанна вновь заговорила, голос ее звучал устало, глухо.
— Отец издевался над матерью. У нее синяки были по всему телу, а когда ее отправили в дом для престарелых, синяки исчезли.
Берни резко выпрямился, словно от толчка.
— Возможно, так и было, — ровным тоном произнес он.
— Да? Почему вы так думаете?
Берни закрыл глаза на секунду.
— Такое нередко случается в схожих обстоятельствах… В дом для престарелых ее взяли вне очереди.
— Как так?
— У твоего отца водились деньги, вот как.
— И вы помогли ему?
— Помог. — Берни почувствовал, что краснеет. Он малодушно утаивал от нее панический звонок Луизы, утверждавшей, что муж намерен ее убить. Он открыл было рот и снова закрыл.
— Ох. Что ж, спасибо… Вероятно, вы спасли ей жизнь.
— Нет, я не спас ни одной жизни.
— Берни, Берни. Вы понимаете, где я выросла? Понимаете? Среди этих людей, бог ты мой! Как я только выбралась оттуда живой?.. Но и вы тоже, вы тоже выбрались. С той лишь разницей, что ваших родителей убили, а мои были… ну, почти убийцами. А мой брат настоящий убийца. Рехнуться можно.
— Но ты уцелела, сама же только что сказала, — напомнил Берни.