И тут я увидела глаза Вовчика. Он смотрел на меня, не отрываясь. Прищурив правый глаз, и прикусив губу… Он, Вовчик, ждал, что я отвечу.
И я вздохнула, потому что явственно представила, ЧТО БУДЕТ ПОТОМ — по «эпизодам», как в кино… И еще успела подумать, «жаль, я так радовалась этой пятерке»…
Класс ждал, и Учительница физики — тоже. И тогда я выпрямила спину, глубоко вздохнула и хорошо поставленным голосом, четко и раздельно произнесла: «Вы лжете».
Наступила тишина.
Учительница покраснела, и срываясь на крик (а она раньше никогда не повышала голос) выдохнула: «Сейчас же вон из класса! И пока ты не попросишь у меня прощения — здесь же, перед всем классом, можешь в школу не приходить!»
Я вернулась к своей парте, в полной тишине собрала портфель, и даже, на всякий случай заглянула в парту, не забыла ли я чего-нибудь, и у самой двери, повернувшись к изумленным одноклассникам, спокойно сказала: «ПРОЩЕНИЯ ПРОСИТЬ МНЕ НЕ ЗА ЧТО…»
Дальнейшие события я опускаю, потому что меня перевели в другой класс, и с Вовчиком наши дороги временно расплелись. Но сочинение я ему всё-таки вручила. Уже не помню — то ли про молодую гвардию, то ли про Татьяну Ларину.
— Бери, бери, пригодится! Я специально все глаголы в мужском роде поставила…
Вовчик покачался на каблуках, потом нехотя свернул тетрадь в трубочку и засунул ее в один из своих бездонных карманов. Когда у нас был выпускной бал, на вечер пришли все, кто учился с нами в седьмом, восьмом и девятом классе…
Среди них был Вовчик. Он ничуть не изменился, был такой же нелюдимый и также презрительно сплевывал сквозь передние зубы. Когда посреди танцев, я зашла в пустой класс, чтобы «попрощаться со школой», дверь открылась, и вошел Вовчик.
— Хочешь, я тебя свистеть научу? — спросил он.
Я растерялась.
— Спасибо, Вовчик, только… зачем мне это?
Он посмотрел на меня каким-то странным, разочарованным взглядом, и произнес хриплым, прокуренным голосом:
— Ну… ты еще об этом… пожалеешь, вот увидишь! Еще пожалеешь!
…Я вспоминала о тебе, Вовчик, на премьере препакостного «престижного спектакля», ах, как мне хотелось свистнуть из пятого ряда партера — в знак протеста, против этой пошлости и халтуры!
Но я, прости меня, Вовчик, тогда еще не знала — что главное в жизни уметь принимать благодарность… А ты, как никто, понимал это.
Не только «дарить», но и принимать дары — легко, как воздушные шары в День Праздника.
Когда я возвращалась после театра, в моих ушах звучал мальчишеский, обиженный голос Вовчика:
«Ну,… ты еще об этом… пожалеешь, вот увидишь! Еще пожалеешь!»