— С какой ты области? — спросил Сибитов, осматривая ее с ног до головы.
— Я не знаю, не знаю, не знаю. Я не знаю, кто вы, я не знаю кто я, я не знаю где мы… Я ничего не знаю, — забилась она в истерике
— Ну брось, брось… посидишь, немного поразговариваешь с нами — и вспомнишь! Вы все вспоминаете, да Стопко? — обратился он к уже успевшему подойти обратно к столу солдату.
— Вспомнит. Захаренко, ты что еще хотел?
— Нет. Я пойду ребят, — переваливаясь на другую ногу, ответил тот. Наверное, в роду Захаренко были люди с невероятной способностью — одновременно смотреть вперед и назад. Так ловко Захаренко умел переворачиваться в обратное направления. Он открыл дверь, и, буквально, через секунду раздался громкий хлопок, окативший потоком холодного воздуха.
Она стояла на пороге маленькой темной комнатушки, пропитанной мужским перегаром и теплым излучением от работающих приборов. В таком помещении, больше похожем на баню, чем на стратегический центр воюющего поселения, еще более смешным был внешний вид Мартюка. Именно он и обратился к ней первым, после ухода Захаренко.
— Фамилия, имя, отчество?
— Я не знаю…
— Дата и год рождения?
— Я не знаю…
— Страна и адрес проживания?
— Я не знаю…
— Цель прибытия в Черниговском военном округ?
— Я не зна…
— Да все ты знаешь! Хватит дуру валять! — не выдержав, прикрикнул Сибитов. — Каждый божий вечер к нам приходит по пять, десять, двадцать таких, которые ничего не знают! Если бы было можно, так вашу границу давно б с землей сравняли, а вас всех — к нам в цеха, чтобы хоть немного поработали, а не поныли…
— Я действительно ничего не знаю…
— Так, ясно. Сегодня значит, ничего не знаешь, а, если ночь посидишь в карцере — на завтра знать будешь?
— Я не знаю…
— От, дурная баба! — не отрываясь от монитора радара, сказал Стопко.
— Так а я ж, про что! добавил Сибитов. — Давай поступим так: сейчас мы тебя в карцер, сидишь ночь — вспоминаешь — депортируем к своим, сами там пекитесь в своей Беларуси. Не вспоминаешь — к нашим — там тебе сразу память вернут. Идет?
— Я не знаю…
— Мартюк!
— Эй…
— Вызывай обратно Захаренко, пусть тот ее в ночник определит.
В двухстах метрах от будки моторщиков, в общажной комнате Остапенко, стоял на коленях и по-детски плакал Захаренко, сжимая в руках письмо из родного Донецка. Это когда то в 2016 были интернет, скайп и мобильные телефоны. За пять лет непонятной войны неизвестные противники и известные союзники вычеркнули эти понятия из жизни людей. Электричества часто не было, зарядки на последних моделях телефонов вскоре сели, в ноутбуках и планшетах перегорели блоки питания, а все сети и вовсе перестали существовать. Человек забыл о существовании некогда всемирной паутины, и вернулся, к точному и вневременному письму. Письма, как и 70 лет назад, начали объединять людей на расстоянии, сокращая их пути до несколько недель, пока не придет новая почта. Одно из таких писем, сейчас и держал в руке семьянин, отец троих детей Федор Васильевич Захаренко.