Обе женщины смотрели на сверкающую раковину и друг на друга. И вдруг светлоголовую горничную прорвало от немоты. Что она квохтала на финском языке хозяйке общежития, мы не понимали. Через минуту эти славные женщины, протирая ладошками слезящиеся глаза и сопя от запаха дикой смеси советского одеколона, вышли из нашей комнаты.
До конца нашей командировки мы не видели светлоголовую горничную. Наверное, она взяла «больничный» от галлюцинаций. Нам стало жалко эту милую женщину. И, если честно, стыдно было за наше дикое поведение в комнате проживания.
В тот вечер мы пошли в ближайшее кафе. Меню там было напечатано и на финском, и на английском языках. За годы работы в посольстве мы стали понимать по-английски и сообща заказали себе стейки, креветки и разливное пиво. И решили больше не делать из раковины в ванной комнате кастрюлю для приготовления моллюсков. В тот вечер мы изрядно поднабрались, но без песнопения и танцев доковыляли в наше общежитие и рухнули спать.
Я не хочу сказать, что мы грузились алкоголем до беспамятства. Но признаюсь, что вдали от Родины и от семей, вдали от рутинной работы в Москве хотелось нам, молодым мужикам, оттянуться, как это бывает на рыбалке или в бане. Конечно, за границей старались вести себя скромнее, чем дома.
Удивительно, как менялся человек в другой стране! Я имею в виду те далекие 80-е годы. За время командировок мы впитывали этику правильного европейского поведения и забывали на время наш повседневный мат.
Я взял себе за правило наблюдать за границей, как ведут себя местные жители. Как они делают всё то, что мы делаем у себя дома в России. Как они едят в общественных местах, как покупают вещи или продукты, как ведут себя на улице, за рулем автомобиля и прочее.
Прежде чем предпринять что-либо, я наблюдал, как это делают местные, чтобы не попасть впросак. И эти наблюдения не раз выручали меня.
Вот маленький пример. В общественном буржуйском туалете на стене висела прозрачная колба и рядом с ней пластиковый ящик, из которого высовывался небольшой кусочек белого полотенца. Народ подходил к прозрачной колбе, надавливал внизу колбы на язычок — и на руке было жидкое мыло! Помыв руки, подходили к пластиковому ящику, нажимали на небольшой рычажок — и белое полотенце выезжало вниз! Вытирали руки и спешили по своим делам. Хорошо, что я посмотрел всё это заранее, а не понесся к писсуару, как мой коллега. И вот советский шофер, справив свою нужду, поискал глазами мыло у раковины и, не обнаружив его, подошел к колбе на стене. Потрогал её со всех сторон и, не долго думая, открыл крышку наверху колбы, залез в колбу рукой и набрал в неё полную горсть мыла. Довольный содеянным, смачно помыл руки и подошел к ящику с полотенцем. Из этого ящика высовывался небольшой кусок белой материи. Коллега стал тянуть этот кусок, но тщетно. Полотенце не вытягивалось. Он повис на нём. Именно повис, не вру! Но полотенце не поддавалось. В итоге он вытер руки о брюки. А я, как белый человек, нажал небольшой язычок на колбе, выдавилось мыло на ладонь. Помыл руки и нажал рычажок на ящике с полотенцем. Полотенце услужливо выехало из ящика. Цивильно вытер руки об него и с превосходством посмотрел на моего коллегу. Вот так! Полезно было за границей наблюдать и брать на заметку, как правильно и цивилизованно себя вести. Конечно, я понимал моего коллегу. В те далекие 80-е годы в наших общественных туалетах не всегда было даже обычное мыло, от силы — один обмылок на все раковины! А туалетная бумага — это большая редкость. Вместо неё — нарезанная газета! Не зря говорили тогда, что мы — самая читающая страна в мире…