Вот как мы рассуждали: если люди не отказываются от нереалистичного видения предстоящих событий, даже имея точные данные, – значит, мозг избирательно обрабатывает информацию относительно будущего. Смещение научения, если хотите. Смещение, которое позволяет включать в нашу картину будущего желательную информацию, а нежелательную не включать, приводит к оптимизму. Так работает мозг? А если так, то почему?
В начале этой главы я просила вас оценить вероятность того, что вам придется пережить ряд негативных событий (онкологическое заболевание, развод, потерю работы). Примерно такое же упражнение я провела и с группой добровольцев. Пока они оценивали свои шансы столкнуться с разными неблагоприятными жизненными событиями (например, сломать конечность, опоздать на самолет, попасть в автомобильную аварию – всего было 80 вариантов), аппарат МРТ фиксировал активность в их мозгу.
Когда добровольцы закончили обдумывание всех представленных вариантов, но еще находились под наблюдением МРТ, я ознакомила их с данными по средней вероятности таких событий для людей нашего развитого мира, как рассказывала вам выше в этой главе. Извлекут ли участники эксперимента пользу из полученной обратной связи? Скорректируют ли свои оценки? Вот какими были ключевые вопросы. Мы хотели выяснить, что люди будут делать с новой информацией. Неужели мозг по-разному воспринимает желательные и нежелательные факты? Может ли это (по крайней мере, частично) объяснять склонность к оптимизму?
После того как участники ознакомились со статистикой вероятности разных негативных событий, их попросили снова оценить собственные шансы столкнуться с ними в жизни. В целом добровольцы учли представленную информацию. Однако – и это ключевое открытие! – наблюдалось разное влияние желательных и нежелательных фактов на ожидания в будущем. Если Джейн оценивала свои шансы получить язву желудка в 25 %, а затем узнала, что средняя вероятность составляет только 13 %, она, скорее всего, скорректирует предположение при второй попытке (возможно, определит свои шансы в 15 %). Но если она изначально решила, что ее вероятность встретиться с болезнью – всего 5 %, а потом выяснилось, что средний показатель гораздо хуже и составляет 13 %, она поправит свою оценку совсем незначительно, если вообще это сделает.
А что, если разница в запоминании приятной и неприятной информации объясняет избирательную корректировку ожиданий? Может быть, Джейн помнит позитивную статистику, но забывает информацию, которая мешает оптимистически смотреть на будущее? Нет, дело было не в этом. Участники одинаково хорошо помнили представленные им проценты вероятности, независимо от того, насколько желательны они были. Как и в исследовании, проведенном Бейкер и Эмери, наши испытуемые без проблем воспроизводили точные средние показатели вероятности нежелательных событий. Ошибка наблюдалась не в восприятии информации, а в использовании. Когда данные были лучше, чем ожидалось, люди обращали на них внимание и учитывали в своих построениях о будущем («Вероятность смерти в возрасте до 60 лет – всего 10 %… я, наверное, проживу дольше, чем думала раньше»). А когда средние данные оказывались хуже, чем думали люди, их отбрасывали («Ммм… вероятность заработать инсульт – 23 %, но это не имеет отношения лично ко мне – у меня прекрасное здоровье»). Одна и та же информация воспринималась как важная или несущественная, в зависимости от того, была она лучше или хуже ожидаемой.