На этих словах бывший управляющий сник и даже осунулся, став в одно мгновение тем же незнакомым пожилым мужчиной, который несколько минут назад зашел в салон. Взглянув на него, Израил молча направился к выходу и прикрыл дверь.
– Правильно сделали, – с благодарностью произнес Ефим Петрович. – В последнее время я очень плохо переношу шум. Я так от него устал. Возможно, вы знали, что до революции мы жили в прекрасной квартире недалеко от Коммерческого Императорского училища? Моей зарплаты хватало, чтобы оплачивать такое жилье. Я не буду говорить, с каким трудом нам удалось остаться жить в этой квартире после прихода советской власти, но за неделю она превратилась в коммуналку. У нас забрали не только жилплощадь, но и мебель, посчитав, что в двух оставленных комнатах все равно нам некуда будет ее поставить.
В первые же дни туалет перестал функционировать, и пока его не прочистили, все жители ходили в деревянный во дворе. На кухне появилось пять столов, и на каждом из них по керогазу. Бегающие по коридору дети, вечно висящее мокрое белье на веревках, которое то и дело бьет по лицу всяк проходящего, и я уже не говорю за отношение между жильцами и ежемесячные разборки при оплате за свет… Один раз из-за того, что кто-то воровал лампочки в коридоре, соседка ошпарила другого соседа супом, который она несла в свою комнату. Все это вы, милейший, знаете не хуже меня. Мир перевернулся. С этим я уже смирился за много лет, но год назад к нам въехал майор НКВД. К своей полученной по ордеру комнате он присвоил не только «лишние» метры вдовы Петряковой, но и нашу мебель, которой она пользовалась уже много лет. Вы бы видели ее лицо! Израил Гершевич, первый раз в жизни я радовался, глядя на то, как люди страдают. Она потеряла имущество! Заметьте, не свое имущество! Да-да, это низко и недостойно приличного человека, но только так она смогла почувствовать то, что нам пришлось пережить с их приходом. Представляете, до чего нас довели! Мы стали радоваться человеческому горю.
После заселения майора в нашу квартиру стало практически невозможно пользоваться ванной. Теперь все по расписанию. На ее дверях висит замок, и у каждого жильца есть специально отведенное для этого время. Нашей семье разрешено один раз в неделю постирать белье и помыться. На все про все у нас четыре часа. Абсолютная бесправность унижает и отнимает здоровье. С тех пор я регулярно хожу в баню и только сегодня этому обрадовался, потому что снова встретил вас.
– Я тоже, – тихо произнес Израил. – Ну давайте не будем расстраиваться. Как только закончится война, в городе начнут строить жилье. Не сомневайтесь, Ефим Петрович, мы с вами еще поживем в отдельных квартирах. Ну-с, а теперь приступим к делу! Какую прическу предпочитаете? Конечно, «полубокс»! Только он подчеркнет все достоинства вашей внешности.