В центре «Витязь» даже животные дружат. Нас рассмешило то, как козел по кличке Бабло ни на шаг не отходил от своей подружки, свиньи Бубы, показывая, что готов защитить ее от любого, кого заподозрит в недобрых намерениях. Кстати сказать, кличку свою он получил за то, что съел выпавшую у кого-то из кармана сторублевую купюру.
Веселых эпизодов можно вспомнить немало…
В монастыре в честь иконы Богородицы «Всех Скорбящих Радость» не знали, как уговорить любителей шашлыков и дикой музыки не устраивать пикников рядом с монастырем. Тогда наместник провел к воротам динамик и стал включать записи чтения Псалтири — теперь и за версту не увидишь дыма над мангалами.
После встречи с местными художниками Сергей, у которого я жил все эти дни, предложил прогуляться с несколькими друзьями по городу. Ставрополь утопал в цветах: цвели вишни, каштаны, повсюду, даже у хрущевских пятиэтажек, — клумбы с тюльпанами, ирисами и нарциссами. Мы зашли в кафедральный собор, обошли вершину холма — ту самую, где находилась городская крепость. (Правда, от нее осталось лишь несколько фрагментов стены.) Прошли к смотровой площадке мимо огромного памятника солдату в буденовке и пирамиды из бетонных плит (так изобразили палатку Суворова). Посмотрели на открывшиеся дали с полями и зелеными рощами и пошли к низкому домику, в котором останавливался Пушкин.
В нашей компании находился правнучатый племянник Лермонтова — Владимир Соколов-Лермонтов. Он стал рассказывать о приезде Пушкина в Ставрополь, а в это время за калиткой из железных прутьев показалась женщина, как выяснилось, нынешняя хозяйка дома. Она с тревогой наблюдала за нами и прислушивалась к нашему разговору. Через несколько минут она позвала нас и стала слезно упрашивать помочь ей поскорее расстаться с «историческим местом»: «Для вас эта развалюха — памятник истории и культуры, а для меня — наказание. Жить невозможно: все рушится, сыплется, зимой не протопить. Всякие комиссии приезжают, обещают отремонтировать и сделать чуть ли не музей, а мне дать квартиру. Уезжают — и ни слуху, ни духу. Сделайте что-нибудь. Помогите русской женщине. У меня прадед — цыганский барон Чернышев. У него хор свой был. Прабабка — грузинская княжна. Были у меня в роду и чеченцы, и армяне. Кого только не было. Я — Тамара. Запомните мое имя. Помогите!».
Я, как мог, объяснил, что мы в чины не выводим и пенсий не даем. Единственное, что можем сделать, — пожелать ей доброго здравия и написать рассказ о ее бедственном положении. Да еще о том, как женщина, в жилах которой течет кровь многих кавказских народов, считает себя русской. Она, сама того не подозревая, преподала урок того, как разрешить национальную проблему. Ведь были времена, когда все народы Российской Империи считали себя русскими.