— Никому-то мы не нужны. Хоть бы из вежливости предложили подвезти до метро.
Софья Петровна вздохнула, но жаловаться не стала:
— Да у них же у всех дела. Сегодня будний день, рабочее время…
— Рабочее, — проворчала Нина Ивановна. — Работнички… Нахватали миллионов. На какой такой работе можно такие деньги зарабатывать. Мы, вот, одного стажу — пятьдесят лет. И до сих пор без дела не сидим. Без нас ведь ни одно дело не обходилось. И готовить, и мусор выносить, и раствор на леса поднимать, и по всяким поручениям по всей Москве раскатывать. Всё ведь делали. Обидно, что сейчас про нас забыли.
— Да кто же тебя забыл?! Тебе и многолетие спели. Батюшка даже в проповедях наши труды вспоминает. Нам и медали вручили. Чем же ты недовольна?
— А тем, что не при деле мы. Без нас решают, без нас делают.
— Да что нам решать-то? Когда на простых работах наши руки были нужны, мы и решали, как что половчее сделать. А сейчас проблемы нам неведомые. Надо их с властями решать. Надо храм расписывать. С нами, что ли, советоваться, как храм расписывать?! Там специалисты да таланты нужны.
— Да, вот только теперь и делов, что больную Шурку навестить да передать кому чего.
— Ты радуйся, что теперь тебе дают легкие поручения. Силы-то уже не те. Теперь у нас другое служение.
— Да какое служение?! Пустяки одни. За весь месяц батюшка только и поручил письмо передать Светлане Степановне для внука. Он в тюрьме сидит.
— Радуйся. Может, это письмо его к покаянию приведет, может, он в Бога уверует…
— Что ты все заладила «радуйся». Скорбно мне, а ты — радуйся.
— Ну, тогда слушай про мое поручение. На прошлой неделе вижу я сон. Будто сижу я в дивном саду за столом с красивыми, счастливыми людьми. На столе — цветы и фрукты невиданные. Аромат — не передать. До сих пор его чувствую. Все такие радостные. А неподалеку за грязным столом, на котором ни цветов, ни фруктов, сидит грустная женщина. Я ей говорю: «Что вы там одна сидите? Идите к нам». А она: «Не могу. Я при жизни в церковь не ходила. И хоть против церкви ничего плохого не делала, но не признавала ее. И все Таинства не признавала. И священников не уважала. Думала, что они народ дурачат. А теперь мне очень плохо. Я не могу быть с теми, кто Бога любил». Я говорю: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?». «Можете. Скажите моей дочери, что я очень страдаю. Только ее молитвы и помогут мне. И чтобы она меня заочно отпела и заказывала панихиды. По воскресеньям ходила бы в храм и подавала записки о моем упокоении. Пусть поспешит с отпеванием. Скоро сорок дней, как я преставилась». Говорит: «Зовут меня Лидией, а дочь — Ириной». И называет адрес.