Его туго опоясывало что-то вроде портупеи – множеством кармашков она напомнила Алисе сбрую на запряженных в повозки мулах. На поясе, прямо под рукой, так что бы его можно было выхватить в любой момент висел топор, выше него уместились ножи, большой и поменьше, и тот самый пистолет, от которого хоть ненадолго увяла ухмылка Чеширского. Под ремнями на рубашке проступили серые полосы пота.
У Алисы взмокли лицо, шея и грудь, хотя горло пересохло. Лабиринту не было ни конца, ни края, а воды было не видно и не слышно. Вдруг Тесак забормотал:
– Кролики, гусеницы, бабочки, плотники, вырубить под корень всех, как деревья. Эх, как махну топором, вжик – и конец им, полетят как оловянные солдатики. Дженни. Кто такая Дженни? Чеширский думал, я знаю ее. Дженни, Дженни. У нее были серые глаза.
– У тебя тоже серые глаза, – невнятно промычала Алиса, едва ворочая распухшим языком.
– Дженни, – повторил Тесак и схватился за голову.
Алиса видела побелевшие костяшки пальцев, словно он пытался выжать из головы воспоминания.
– Дженни. Чеширский думает, он самый хитрый. Сколько не хитри, а спать-то все равно надо. Ага, когда-нибудь и он заснет.
При этих словах Алиса в тревоге застыла, заметив, как у него из носа хлынула кровь, ручьем стекая по губам и подбородку. Все мысли о жажде и усталости тут же вылетели из головы.
– Тес, – окликнула она и потянула его за руку, чтобы он прекратил сдавливать свою голову. – Тес, перестань.
Он склонил голову набок, не узнавая ее.
– Ты Дженни? Нет, ты не Дженни. Глаза не такие.
– Тесак, – умоляла Алиса, – очнись.
– У нее были серые глаза, – твердил он. – Серые глаза. Ты слишком высокая, не прикидывайся, ты не Дженни.
– Я вовсе не Дженни, – разуверила его она, стараясь сохранять твердость и спокойствие. – Я Алиса.
– Не Дженни, – повторил он, отнимая от головы правую руку, и вдруг в ней сверкнул нож.
Алиса отпустила его руку и попятилась.
– Спокойно, Тес, спокойно.
Вздумай он вырезать ей сердце, она не смогла бы ему помешать, куда уж ей тягаться с этим ножом в такой ручище. Лучше держаться подальше, и Алиса, вскинув руки и не сводя глаз с Тесака, продолжила пятиться. На его рубашке расплывались пятна свежей крови.
– Дженни, – повторил он и начал напевать. – Русалочка моя резвится в волнах, моя Дженни.
Он вдруг пошатнулся, зацепившись за шипы рукавом. У Алисы перехватило дыхание, но розы не стали его опутывать, просто вились вокруг. Тесак освободился от шипов и, спотыкаясь, побрел вперед.
И тут послышался голос. Чей-то невероятно прекрасный певучий голос. Тесак тоже навострил уши, замер, повернув голову туда, откуда раздавалась песня.