Хьелльрунн не сводила с дочери трактирщика глаз – всего два года разницы, но пропасть колоссальная. Вновь навернулись слёзы, и скорбь камнем навалилась на грудь.
– Ну же, – прошептала Кристофин.
Скинув мокрую одежду и закутавшись в покрывало, девушка опустилась в кресло и прижала колени к груди.
– Сожалею о твоей матери, – принесла соболезнования Хьелль.
– О… – Кристофин покачала головой. – Уже год прошёл.
– Год назад мы не были знакомы.
Хьелльрунн сделала паузу, наблюдая, как дочь трактирщика развешивает одежду у камина. Затем она опустилась на колени и разожгла огонь, добавив в очаг несколько брёвен.
«Почему ты так добра ко мне?» – хотела спросить Хьелль.
С улыбкой на лице Кристофин уселась в кресло напротив.
– Странно, что ты маму упомянула. Я как раз вспоминала разговор со Стейнером. Он рассказывал, что ты не знала мать – да и он едва помнит. Должно быть, тяжело всё это.
Хьелльрунн кивнула, но говорить не стала. Разве Вернер не утверждал, что она пошла по стопам матери? Разве Марек не говорил, что колдовство выжигало меченых изнутри и лишало последних сил? Её мать вполне могла перейти в царство Фрейны.
– Почему ты так добра ко мне? – спросила-таки Хьелльрунн, едва слышно на фоне потрескивающего огня.
– Мне хорошо известно, что значит тосковать по человеку, – ответила Кристофин. – Мы с матерью не очень-то ладили, но я бы всё отдала, чтобы её вернуть. – Она наклонилась вперёд, поставила локти на колени и сомкнула пальцы. – Полагаю, ты чувствуешь подобное по отношению к Стейнеру. И маме.
Гул голосов в таверне стих. Хьелльрунн настороженно обернулась.
– Иди сюда, – позвала старшая подруга.
Она повела Хьелль к стене, где порода дерева образовывала глазок. Кристофин принялась ковырять выступ, пока оттуда не вывалился предмет.
– Винная пробка? – заметила Хьелльрунн.
Дочь трактирщика кивнула, поднесла палец к губам и позвала заглянуть в отверстие. В полной красе предстал вид на таверну, хотя Хьелль и пришлось стоять на носочках.
За стойкой возвышался Бьёрнер, положив мускулистую руку на единственный полированный предмет мебели – столешницу. Стейнер любил пошутить, что трактирщик лучше следил за баром, чем за собой. Хокон прислонился к стене с пинтой в руках и угрюмо осматривал зал. Возле двери ожидали двое мужчин в чёрном, погрузив таверну в тишину одним лишь присутствием. Хьелльрунн отстранилась и махнула Кристофин, чтобы та заглянула в отверстие.
– Что налить? – в хмурой тишине слишком громко и вынужденно спросил Бьёрнер.
– Охранцы, – прошептала Кристофин, отстраняясь от потайного глазка.