— Господи Боже. Простите — как печально. И увлекательно.
Он улыбнулся.
— Его звали преподобный Гоудж. У меня остались его дневник и фотографии, вы и ваш брат просто обязаны как-нибудь заскочить и посмотреть их. Хотя можно и здесь. Я принес одну с собой. — Он похлопал себя по карманам. — Отличный снимок его и его матери.
Он вытащил блестящую фотографию удивительно красивого мальчика, загорелого и одетого в старомодный костюм. Мальчик обнимал женщину: ее темные волосы были наспех заколоты, пряди падали ей на лицо, а рот она широко открыла — смеялась, и смех подчеркивал ее прекрасные скулы и ясные глаза, окаймленные темными ресницами. На ней был небрежно завязан узорчатый платок, и она гордо обнимала мальчика. Улыбались оба: он с опущенной головой, слегка смущенный, она — открыто и весело глядя на него.
— Это его тетя, — пояснила Корд, рассмотрев фотографию. — Она красивая-я никогда раньше не замечала. И она тоже молода… — Она еще раз взглянула на снимок. — Да, она молода. А я всегда думала, что она была старой, когда она присматривала за ним. Пятьдесят, шестьдесят. — Нечто снова начало грызть ее — нечто, тревожащее ее всякий раз, когда она думала о Дине, хотя она никак не могла избавиться от этого и разобраться наконец, в чем дело.
— Ах, тетя. Да, вижу. Они очень похожи.
— Вы так думаете?
— Конечно, — ответил любезный викарий. Он взял фотографию и перевернул ее. — Посмотрите. На обороте написано: «Дикие Цветы, Энт и Дина, 1942 год». Как интересно!
— Дина Уайлд — это она. Хотя на самом деле она была его двоюродной бабушкой, — добавила Корд, но в то же время подумала: какое это имеет значение? Разве так уж важны семейные титулы, если кто-то любит и любим в ответ?
— Что ж, буду ждать вас у себя. Как-нибудь заскакивайте и посмотрите.
— Да, спасибо. Я планирую приезжать сюда на выходные, и мой брат, и мои племянницы тоже. Мы все любим это место. Правда, в ближайшее время я скорее всего не выберусь. — Она прервалась, но через секунду добавила:
— Буду работать.
И это было так странно — снова произносить это слово.
— Да, конечно, — согласился викарий неожиданно горячо. — Я не хотел докучать вам этим… Мы с женой слышали, как вы исполняли арию Дидоны в прошлом месяце на фестивале в Бате. Вы были великолепны.
— О, прошу вас… — начала Корд, привыкшая за двадцать лет ощущать укол огорчения каждый раз, когда кто-то говорил о том, как она поет, но потом остановилась и вспомнила. Операция сработала. Она снова вернулась в строй. Конечно, было бы слишком напыщенно говорить, что она Нашла Свой Голос, как гласили заголовки многочисленных газетных статей о ее возвращении к выступлению. Просто предыдущая травма была частично исправлена операцией, в ходе которой двое мужчин в белых халатах разговаривали с ней и делали надрезы на ее горле, и через три дня она снова могла петь, а через месяц ее голос зазвучал лучше, чем долгие годы ранее. Так что все получилось благодаря науке — жаль только, что наука не могла решить другие ее проблемы.