– Нильс Тьюн! – прокричал кто-то с верхней площадки. Из красно-белой полосатой ткани высунулась толстая рука. – Вы, вероятно, капитан Пондер?
– Губернатор. – Пондер остановился на верхней ступени и козырнул, а потом протянул руку. – Для меня большая честь познакомиться с вами.
– Взаимно, конечно! – Тьюн оказался таким сильным, что чуть не затащил Пондера на площадку.
– Позвольте представить одного из моих подчиненных – штаб-сержанта Эйвери Джонсона.
Тьюн отпустил руку Пондера и протянул свою Эйвери:
– Ну, Джонсон? – Рыжая борода Тьюна разошлась в широкой улыбке. – Что скажете о нашей планете?
Рукопожатие Эйвери было сильным, но у Тьюна оно парализовало. В его руке была та мощь, что приходит с годами традиционного фермерского труда без помощи громадных машин. Эйвери правильно предположил, что губернатору, несмотря на его силу, давно перевалило за шестьдесят, – он один из первых колонистов Жатвы.
– Напоминает мне дом, сэр. – Эйвери поморщился от боли. – Я вырос на Земле, в Чикагской индустриальной зоне.
Тьюн отпустил руку Эйвери и ткнул себя в грудь пальцем:
– Миннесота! И по материнской, и по отцовской линии оттуда вся моя родня, какую помню. – С широкой улыбкой он проводил морпехов к дверям ярко освещенного танцевального зала. – Вы в хорошем обществе, штаб-сержант, почти все здесь – со Среднего Запада; бросили Землю, когда почва совсем испортилась. Конечно, никто из нас не знал, насколько лучше дела будут обстоять на Жатве!
Губернатор схватил бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и осушил одним глотком.
– Сюда! – Он боком протиснулся в бальный зал. Никто не расступался перед ним; его немалые размеры влияли на поведение людей не больше, чем его высокая должность. – И держитесь поближе ко мне. Представление вот-вот начнется, и я хочу, чтобы вы были в первых рядах!
Эйвери недоуменно посмотрел на Пондера, но капитан просто уступил под напором Тьюна. Штаб-сержант шел позади, а толпа смыкалась за ним, практически засасывая его в зал. Стараясь изо всех сил никому не наступить на ноги, морпехи следовали за Тьюном к одной из множества стеклянных дверей в восточной стене танцевального зала, которая вела на просторный балкон, откуда открывался вид на парламентские сады и на аллею Утгарда за ними.
Встав рядом с Тьюном у гранитной балюстрады высотой по пояс, Эйвери увидел, что в парке полно гуляющих. Светильники на тросах подергивались на вечернем ветерке, озаряя множество семей, сидящих на ярких одеялах для пикника. На аллее почти не осталось пустого места, и Эйвери не сомневался, что здесь собралась бóльшая часть трехсоттысячного населения планеты. Но он пока не понимал зачем.