— Ну, и? — произнес Сергей.
— Я бы хотел заняться стоящим делом, открыть свою клинику и работать, работать по-настоящему, с утра и до вечера.
— Так ты же этим и занимаешься.
— Нет, не здесь. Понимаешь, здесь даже с деньгами спокойно жить не дадут, чувствуешь себя человеком второго сорта.
— А кто себя чувствует человеком первого сорта? — спросил Дорогин.
— По-моему, в этой стране никто. Каждый кому-то что-то должен: бандиты политикам, политики бандитам. Круговая порука, и вырваться из этого круга невозможно. Вот и меня затянуло.
— Послушай, Геннадий Федорович, а если бы тебе кто-то дал деньги?
— За что? Деньги просто так не дают.
— А ни за что.
Рычагов рассмеялся, беззлобно, как ребенок:
— Так не бывает. К сожалению, так не бывает. Вот ты вспомни всю свою жизнь, хоть раз тебе досталось что-нибудь, и тебе потом не пришлось бы за это расплачиваться? Дали тебе хоть раз рубль, чтобы потом не потребовать назад два?
Дорогин покачал головой:
— Нет, не было такого, не могу вспомнить. Сам давал, другие — нет.
— Вот и я не могу вспомнить, сколько ни думал. Всегда приходилось платить либо здоровьем, либо временем, либо честолюбием. Кончай эти разговоры. Давай-ка лучше выпьем, разбередил ты мне душу.
— Не я их начал.
Рычагов поднялся, достал бутылку коньяка и поставил на стол. Затем принес два бокала.
— А ты что сделал бы, если бы тебе кто-нибудь дал много-много, как ты же и говоришь, денег?
— Я? Я знаю, что бы я делал.
— Ну, и? Взялся бы опять снимать кино?
— Нет, с кино покончено раз и навсегда. Потому что из-за кино все и случилось. Из-за кино я потерял семью, потерял тех немногих, с кем у меня были хорошие отношения.
— Ладно, давай выпьем и пойдем спать. Кстати, может, нашему больному врубить укол морфия, чтобы ночью не стонал?
— По-моему, он себя чувствует неплохо.
Даже сейчас Дорогин колебался, сообщить ли Рычагову о том, что Винт имеет возможность принимать наркотики или же промолчать. Он чувствовал себя обязанным этому человеку и не хотел сильно подставлять его, но жажда мести брала верх.
— Я пойду посмотрю, как он там.
Рычагов, утомленный за день, потянулся. Ему не хотелось никуда идти, сил хватало только на то, чтобы добраться до спальни.
— Еще выпью, — он сделал над собой усилие, чтобы налить в стакан коньяк, хотя выпить ему хотелось.
Прихватив спиртное с собой, Рычагов пошел к себе в комнату.
А Муму тенью проскользнул в больничную палату. Света он не зажигал. Лунный луч, пробившись сквозь занавески, косой линией, шириной в ладонь, как бы перечеркнул кровать с Винтом. Дорогин ухмыльнулся и сжал в кармане шприц со смертельной дозой наркотика.