— Холодно что-то. Поработали, сейчас неплохо бы и выпить. Пошли со мной. Много не будем, так, по чуть-чуть, чтобы согреться.
Пантелеич повел Дорогина в сарай, где в нижнем ящике верстака лежала начатая бутылка магазинной водки. Он с гордостью вытащил ее, правда, немного опасаясь, что о его заначке станет известно Муму, поставил ее на верстак и подмигнул.
— Водку любишь?
Дорогин кивнул.
— Муму…
— Кто же ее, родимую, не любит! Все любят, но много пить нельзя. Геннадий Федорович ой как не любит пьяных. Выпить — пожалуйста, но пьяных не потерпит. Так что ты смотри, — и Пантелеич отчаянно замотал головой. Затем снял кепку, пригладил редкие, некогда кучерявые, седые волосы.
— Устраивайся, — поставил рядом с верстаком табуретку. — Устраивайся, устраивайся.
Дорогин стоял. Тогда Пантелеич взял его за руку, подвел к табуретке и усадил. Сунул в руку стакан, свой поставил рядом с бутылкой. Откупорил пробку, жадно втянул носом в себя резкий запах спиртного, ноздри его затрепетали.
— А то ты все, наверное, — лекарства да таблетки. А это лучше любого лекарства — и греет, и веселит, в общем, то, что тебе надо. Поверь, я знаю не понаслышке, — и он налил Дорогину треть стакана, себе плеснул столько же. Бутылку закупорил и сунул во внутренний карман фуфайки. — Ну, поехали! За знакомство. Мужик ты, вроде, ничего, только плохо, что молчишь. Но я научу тебя разговаривать — получится.
Дорогин сделал глоток, водка обожгла горло, словно он проглотил горячий камешек. Тут же закашлялся и почувствовал резкую боль.
— Э-ка тебя! — сказал Пантелеич, рукавом вытирая губы и вытряхивая из помятой пачки сигарету.
Еще полчаса Пантелеич уже не наливая ни себе, ни Дорогину, рассказывал про свою удачную жизнь и про свою, благодаря доктору Рычагову, обеспеченную старость.
Дорогин слушал, запоминая болтовню старика. Из нее он выловил кое-что ценное: он понял, что доктор Рычагов не так прост, как кажется.
Дом Сергей уже изучил основательно и знал, что в небольшой пристройке оборудована маленькая больница с двумя палатами, а также есть маленькая комната без окон, приспособленная под операционную. Из всего этого Муму сделал вывод, что основным источником, в смысле финансов, для Рычагова является не государственная служба в городской больнице, а та практика, которой он занимается дома. Правда, сейчас палаты пустовали, но содержались в идеальной чистоте и были готовы в любой момент принять пациентов.
Оставалось тайной, кто же эти пациенты, на лечении которых основано благополучие Геннадия Федоровича Рычагова.
«Ничего, со временем я пойму и это».