С нашей стороны пляжа открывался вид на береговой изгиб Сеймы: серо-стальная вода, покрытая рябью, и буро-зеленый массив стометровых сосен. Напротив изгиба ржавел избитый волнами небольшой причал. Солнечный свет был не таким, как в городе. Он не ослеплял, а был искристым, мягко укутывал нас с мамой, озеро, лес. Наверное, в то лето я стала художницей, хоть и поняла это намного позже.
Через день мама заводила взятую в аренду ветхую машину, и с тарахтением и скрипом мы ехали в Иматру за продуктами.
Однажды вечером нам ужасно захотелось змеек-тянучек и вредной газировки. Мы сели в машину, но она не заводилась. Мама жала на педали, крутила ключ в зажигании, но безуспешно.
– Вот зараза! – Она стукнула кулаком по приборной доске и посмотрела на часы. – Попробуем на автобусе?
– Давай, – согласилась я.
Мы взяли теплые кофты. Минут через двадцать автобус привез нас в ровную безликую Иматру. Мы приехали к одиннадцати, к закрытию всех супермаркетов. Прошлись по пустынному центру – никого. Нас разглядывали из редко проезжавших машин.
– Должен же тут быть хоть один круглосуточный магазин, – сказала мама, кутаясь в кофту.
И мы его нашли – лавочку с пивом, сигаретами и сладостями. Сонная кассирша – белые волосы, подводка, большая грудь в тесной футболке – сказала нам цену на финском.
– Could you repeat in English, please?[3] – попросила мама.
Продавец передернула плечами.
– По-русски? – спросила мама.
Раздраженно цокнув, та оторвала уголок от газеты, написала на нем цену и протянула нам.
С охапкой упаковок мы уселись на первую попавшуюся скамейку. К полуночи, когда со змейками, желейными мишками и лимонадами ядовитых цветов было покончено, мы собрали все обертки, баночки и донесли их до урны.
– На чем поедем обратно? – спросила я.
Мама убрала с моей челки листочек и бросила его на асфальт.
– Не знаю. На такси?
– Сколько ты заплатила в магазине?
Мама вытащила из кармана уголок газеты и протянула мне. На нем было размашисто написано: «13–40».
Утром я открыла глаза и смотрела в потолок. Где-то невидимо, но осязаемо вставало солнце. Папа на кухне молол кофе. Раздался мамин голос. Они говорили о чем-то обыденном, вроде покупок или оплаты моих курсов. Потом тихо открылась и закрылась дверь в кухню, шаги к моей двери. Тихо щелкнул замок, мама вошла в комнату. Увидела, что я не сплю, улыбнулась и присела на кровать, протянула руку, чтобы убрать мне волосы со лба. Я хотела спросить, что произойдет во время покупок в Финляндии, хотела, чтобы она поцеловала меня и сказала, что пора вставать в школу, но за долю секунды до того, как ее пальцы коснулись моего лба, проснулась.