принести ей плюшевого мишку, что вообще можно ожидать от такой женщины, что?! Да все что угодно! Раз она считает, что все мужчины, окружающие ее, должны быть поголовно телепаты! А раз не телепат, то и… расстрелять! в тюрьму! вон из квартиры, на улицу, к такой-то матери!!
Я стоял возле подъезда, где жил Морозов, и, как случается, напрочь забыл не только код, но и номер квартиры. В тихой истерике я тыкал пальцем куда ни попадя, во все цифры подряд… Выдохшись, сел на лавочку и, яростно утупясь в асфальт, просидел так с четверть часа, уже ни о чем не думая и ничего не соображая, лишь мысленно напевая куплет дурацкой популярной песенки.
Когда дверь подъезда открылась, я не сразу понял, что из нее выбежала Женечка.
— Даова, Кавченко! — прокричала она.
— Женечка! — удивленно прошептал я, невольно улыбнувшись. Передо мной, широко улыбаясь, разведя ручки, точно прямо сейчас готова мне на шею броситься, стояла Женечка Морозова в голубеньком сарафанчике, светловолосая, с двумя пышными розовыми бантами в маленьких косичках.
— Кавченко! Даова! — повторила она, хлопнув меня ладошками по коленям.
— О, ты как здесь? — Это говорил уже Морозов.
Я только пожал плечами. Но он не смотрел на меня, обеими руками крепко держа поводки, с которых рвались три кобеля.
— Да подождите вы, — рявкнул на них Морозов. — Со двора выйдем, а там на все три стороны. Пойдем быстрее, — кивнул он мне.
Осмотревшись, нет ли поблизости других собак, он спустил с поводков своих. И только тогда мы пожали друг другу руки.
— Какими судьбами? — спросил он; впрочем, спросил без малейшего интереса. Сейчас я особенно остро чувствовал: если Морозова что и интересует, то только он сам и его семья. От этого стало совсем тошно.
— Можно сказать, никакими, — ответил я. — Выходной. Вот решил зайти.
— Ну что ж, — только и сказал на это Морозов.
Мне хотелось, чтобы он обратил внимание на нервное выражение моего лица, на мой тон, спросил «Что случилось?» или «Почему у тебя такой вид?», но никак не этого равнодушного «Ну что ж».
— Мать окончательно рехнулась, — начал Морозов, едва мы скоро зашагали к парку. — Ей же всегда денег мало. Пенсию в один день проест — буквально в один день, — накупит всякой деликатесной хрени, а потом ходит в собес за пенсией. Меня обвиняет, что я ей денег не даю. Так она взяла и прописала каких-то торгашей с Коптевского рынка, сдала им две комнаты, — идиотка. И я ничего не могу сделать, она ответственный квартиросъемщик. Я прописан в этой квартире без права на эту квартиру. Я просто в шоке. Я, ее сын, на эту квартиру имею столько же прав, сколько и ты. А она прописала каких-то торгашей! Ей наплевать на все, на меня, на внучку. Дура! Я только сейчас об этом узнал! Это нормальный человек? Вот скажи мне, нормальный?