— Нет, Максим, уже поздно, — сказала она.
— Только девять вечера! — воскликнул я.
— Все равно. — Она попыталась высвободить свою руку из моей. Но меня точно парализовало, сам не знаю, но я не только не отпустил ее руку, я все крепче сжимал ее.
— Отпусти, мне больно! — прошептала она, вырывая руку.
Куда там, я держал ее крепко, тянул к себе, пытаясь обнять. Черт знает, что творилось со мной в эту минуту.
— Оставь меня! — Оленька вырвалась. — Ты псих! — прошептала она и чуть не бегом направилась в сторону своего дома. Я побежал за ней.
— Оленька!
— Оставь меня, — повторила она раздраженно, — ты мне неприятен.
Бессмысленным, абсолютно тупым взглядом я проводил ее торопливо удалявшуюся фигуру, не зная теперь, что и думать. По правде, я испугался. И больше оттого, что ни черта не понимал, что вообще произошло. Что я такого натворил? Еще неизвестно, чем это все обернется… а вдруг она… родителям расскажет… что я принудил ее! Эта бредовая и внезапная мысль так крепко врезалась мне в мозги, что… я поверил в это. С квартиры же выгонят или… вообще привлекут. Но это же невозможно, это же глупость, это же… чем больше я убеждал себя, тем сильнее верил, что выгонят и что привлекут! От этой Оленьки неизвестно, чего ожидать, она же!.. Теперь я боялся даже идти домой, уверенный, что меня уже там ждут — засада, милиция, Ольгин отец… да кто угодно!
Купив водки, выпив ее из горла, в страхе дойдя до дома, заперев комнату, чего я раньше не делал, спрятавшись под одеяло, до утра ворочаясь и гоняя все эти идиотские мысли, я не заметил, как уснул.
Проснувшись, немедленно собрался к Морозову. Идти решил без звонка. Я был уверен, что если я предупрежу его о своем желании прийти, он непременно мне откажет, обязательно откажет. Сейчас я не мог думать иначе, сейчас я никому не верил и всех подозревал. Морозова в первую очередь. Как же, заводился я, он часто называл меня провинциальным пьяницей, он всегда относился ко мне пренебрежительно и свысока, он всегда считал меня низшим существом, — объяснять эту паранойю бесполезно, как вообще любую паранойю… да, я параноик, признаю. И что? Мне стало легче? Черта с два! Признав, что я параноик, я немедленно смирился с этим и с новой яростью стал убеждать себя, что все считают меня параноиком и оттого и презирают, и… И — сволочи все! И Морозов сволочь, и… Оленька! Теперь все самые невероятные гадости, которые, по моим представлениям, могла мне сделать Оленька — и наверняка уже делает! — я рисовал себе ярче яркого. А что вообще можно ожидать от этой женщины, которая развелась с мужем исключительно оттого, что он