— Ладно. — Морозов поднялся с лавочки. — Скоро Маша с работы придет, надо Женечку отвести, собак.
— А потом? — спросил я.
— Потом дел куча, — ответил Морозов. — В галерею зайти, там еще несколько встреч.
— А потом?
— Потом в мастерскую, поработать. Хоть на этих жильцов взглянуть. Замок поставить надо.
— Я зайду к тебе вечером? — спросил я.
— Позвони сначала, там видно будет. Ну все, счастливо. — Он пожал мне руку. — Женечка! — позвал он. — Сделай дяде ручкой, мы уходим.
— Пока, Кавченко! — Женечка помахала мне рукой.
«У каждого свои проблемы», — думал я, спускаясь в метро. И вдруг мне стало даже совестно за свою недавнюю трусость в ситуации с Оленькой. Такие ничтожные страхи из-за того, что… из-за ерунды. Надо же нагородить в голове черт-те что. Впрочем, проблема Морозова, по правде, меня не тронула, единственно — моя собственная проблема стала ничтожна, я даже решил позвонить Оленьке, поговорить с ней… В конце концов, узнать, что она там надумала после вчерашнего. Хотя и это все ничтожно. Все ничтожно… Я был пьян, мысли мои текли ровно, и все теперь мне казалось ничтожным и мелким.
Оленьки дома не оказалось. Услышав дружелюбный голос ее матери, я окончательно убедился, что вчерашняя сцена — ничтожное недоразумение.
В девять вечера я позвонил Морозову. Судя по голосу, он был абсолютно пьян.
— Достали. В один день — не квартира, а плодоовощная база! Я эту старую дуру придушу, я заставлю ее сожрать все эти мандарины с кожурой! Дура безмозглая! Идиотка! — орал он. — Приходи, какая мне теперь разница, — сказал он и повесил трубку.
Не задерживаясь, предвкушая скандал, я быстро собрался и отправился к Морозову. Он встретил меня без халата. В джинсах, рубашке, обутый, открыл он мне дверь.
— Проходи, можешь не разуваться — тут видишь какой бардак.
Коридор был жутко затоптан. Из двух ближайших комнат доносился яростный рыночный фруктовый запах. В комнатах молча копошились несколько человек.
— Что, совсем рехнулась?! — кричал Морозов на мать. — Смотри, что ты из отцовской квартиры сделала! Идиотка!.. Проходи, — указал он мне на свою мастерскую. — В один день засрали квартиру… хоть в милицию иди. Вот идиотка! — Он рухнул на диван. — Приехали — никогда не жил в коммуналке, теперь пожалуйста — по полной программе! Теперь… Тут же везде мои картины! — В бессилии, в полной растерянности он смотрел на меня. — Теперь я вынужден эту ночь ночевать здесь. — Вдруг вскочив, он вышел в коридор и заорал: — Если хоть одна блядь тронет мои картины!!! Вы слышите меня, дети гор? — Никто ему не ответил. — Я вас выселю на хуй отсюда — завтра же, с ментами. Вы слышите меня?!! — Вернувшись в комнату, он вновь рухнул на диван. — Е-мое, — произнес он тихо, — мало того что она впустила их сюда, она их зарегистрировала на этой жилплощади. Она сделала им регистрацию, идиотка. Сходи за водкой, у меня сил нет, — попросил Морозов; поднявшись, он подошел к книжному шкафу, достал оттуда коробку из-под конфет. — Блин, рубли кончились. — Он протянул мне стодолларовую купюру. — Вот, разменяй и возьми водки, хорошо?