— Уйди, Толя. Не подохнет. Такие сами не дохнут.
Серегины дружки очнулись и, держась за головы, покачиваясь из стороны в сторону, выскользнули в коридор, благо дверь была распахнута и им не пришлось тыкаться, искать ее. Серегу мы вытащили на улицу и швырнули в подтаявший сугроб. Он шлепнулся тяжело, как куль, и даже не шевельнулся. Из раны Вадима густыми каплями выливалась кровь.
— Больно?
— Пройдет, — Вадим поднял кусок чистого снегу и приложил его к горлу. — Миня-то, а? Миня-то… — сказал он.
— Д-да…
— Идем.
Люся, завидев Вадима, сразу кинулась к нему, хотела вытереть кровь с его шеи, но он отвел ее руки и сказал:
— Уходи.
Люся, растерянно улыбаясь, кое-как оделась и ушла. Мы молча обернулись к Мине. Миня хотел что-то сказать, но вдруг как-то странно всхлипнул, кинулся к вешалке, схватил полушубок, шапку и выбежал вон. Так мы больше его и не видели. Вещички свои он забрал, когда мы были на работе, в бригаду не заявлялся, поговаривали, что устроился на рудник, а кто-то сказал, что вообще смылся из Полярного. Зря он так. Ну, поговорили бы с ним, в другой раз, может, и посмелее стал, все-таки компанейский он был парень, веселый. Струсил, конечно, так под ножом не всякий устоит. Зря.
Миновало больше месяца. Люся не появлялась. Вадим ходил мрачный и неразговорчивый. Солнце совершенно не опускалось за горизонт: настал долгий полярный день. На ночь мы завешивали окна шерстяным одеялом, а когда работали «с нуля», не снимали его и днем. Однажды, отсыпаясь после ночной смены, я услышал сквозь сон шепот и открыл глаза. Вадим и Люся лежали на кровати под простыней, которая в полумраке комнаты казалась ослепительно белой.
— Не думай. Мне ничего от тебя не надо, — торопливо говорила Люся. — Я, быть может, благодарна тебе. Ты человека во мне увидел. Но я ждала, все время ждала, что вот-вот ты от меня уйдешь. Думаешь, легко? Я знала, что ты уйдешь, но ты все чего-то тянул и тянул. Я не верила тебе, но мне было хорошо. Вадим, пусть это будет не сегодня! Пусть завтра…
Она подождала ответа, но Вадим молчал. Люся поднялась с кровати и стала одеваться. Вадим взял сигарету, и, когда прикуривал, я заметил, как мелко дрожал язычок пламени. Зацокали по полу каблучки, зашуршала одежда. Я смутно видел, как Люся наклонилась над Вадимом, приникла и грустно произнесла:
— Какой же ты все-таки злой, — и быстро вышла из комнаты.
Вадим полежал немного и спросил:
— Не спишь?
— Нет.
Рывком сдернув одеяло с окна, Вадим снова закурил. В комнате стало светло.
— Куда она? — спросил я.
— Не знаю. Сказала — сюда не вернется.