— Сильна там рожь!
— Хороша…
Некоторое время они молчали, потом Келься сказал:
— Правильно сделала учительша. Пался хороший парень — почему не выйти? Вас ждать — тоже дело неверное. То ли возьмете, то ли нет. А годики, как часики, идут — не стоят.
— Она мне в любви клялась!
— Мало ли… Ты вон письмо ей в матюках написал. Каково девке было читать матерщину-то?
— Ну физкультурник… Разболтал.
— И ты девку найдешь. Обженишься. Детишки пойдут.
— Я жениться подожду. Погуляю сперва.
— Можно и погулять, — согласился дед. — Почему не погулять? Дело молодое…
Яшка закурил, опрокинулся на спину и стал смотреть в небо.
— Пришел бы ты ко мне, Яша, — сказал Келься.
— Зачем?
— У меня, понимаешь, петухов расплодилось — тьма. Ступить некуда. Куры под стрехой несутся, что те голуби. А куда мне под стреху? Сидят, чертовы куклы, и высиживают одних петухов. Шуганул бы их оттуда.
— Можно…
— Ах ты, ясное море! — развеселился дед. — Я тебя и угощу за это. Мне, Яша, пра слово, денег девать некуда. Здесь, за коней, семьдесят получаю да пензея девятнадцать рубликов. Кажин месяц почтальонша приносит. Пожалуйста, Кельсий Иванович, распишись. С непривыку даже страшновато. Не работаешь, а деньги платят. Вот ведь как… А ране-то как мы жили, Яша-а… Вспомнить страшно!
— Слыхал я, — сказал Яшка.
— Я к чему? Теперь люди живут не в пример лучше прежнего. Нечего бога гневить. Всего до колена. И хлебушка, и мясца. Вот без мужиков худо. Мало мужиков в деревнях осталось. Перемрут старики — что будут делать?
— Придумают.
Издалека послышался частый топот конских копыт.
— Катерина, — сказал Келься. — Сломался у ней мотоциклет.
Яшка встал и одернул гимнастерку. Катерина подъехала, легко спрыгнула на землю.
— Припозднилась я, Кельсий Иванович, — сказала она, подавая конюху повод. — В Каликино ездила.
Говорила Катерина, чуть растягивая слова, голос у нее был неулыбчивый, немягкий, не то чтобы неприветливый, но решительный и твердый, привыкший командовать. Келься, ворча что-то, расседлывал лошадь.
— Стой, Стрелка, стой! — прикрикнул он. — Ишь, как запалилась. Наметом гнала?
— Немного.
— Пошла! — сказал конюх, хлопая лошадь по спине.
Стрелка, высоко поднимая ноги, пробарабанила по доскам, заходя в стойло, вскинула голову и заржала. Ей сразу же откликнулся Любимец, забеспокоился, рванулся, распирая грудью толстые жерди стойла.
— Балуй! — тонко закричал старик.
Катерина задержала глаза на Яшке, усмехнулась, сшибая прутиком черные лопухи, пошла прочь от конюшни, только захрупала трава под сапожками.
— На посевную прислали к нам человек двадцать вояк, так они от ней как чумные ходили. Рассолодели по весне-то, — сказал Келься.