— Надо бы, товарищ майор, меньше заниматься саморекламой и больше — делом. Хватит, в конце концов, карьеризма.
Дверь была чуть-чуть приоткрыта, и пронырливый Пашка увидел, как на его месте стоял теперь майор Серов, густо покрасневший, оттопырив, как простой суворовец, обиженные толстые губы. Он-то понимал, что после этого ждало его: Серый развернется на всю катушку. Он таких вещей не прощает…
Вышел Юферов и сказал:
— Пойдем за мной, Скобелев.
Пашку больше всего удивило то, что Юферов сам повел его в класс. А майор Серов шел сзади, молчаливый и сосредоточенный. В классе, когда Пашка сел на свое законное место, давно забыли про воробья… И воробушка тоже притих, забившись среди бумажных свертков на шкафу. Теперь всех волновала судьба Пашки, а заодно и всего взвода. Старший вице-сержант Муравьев морщился.
— Эх ты, Скобелев-Кобелев…
Ребята не любили афер, которые не удавались: если проворачиваешь, то проворачивай. А не умеешь — не суйся носом в помойное ведро. Пашка, конечно, не совсем глуп, чтобы не сообразить: ребята из класса — не Юферов, с ними шутки плохи.
Но к удивлению, Мария Николаевна отнеслась ко всему милосердно.
— Ну что же, Скобелев, думаю, что тебе в академию тыла не поступать. Как говорят, ты у нас прирожденный танкист, — так вот, контрольную будешь писать под наблюдением командира отделения.
Не очень-то хотелось Глебу Сухомлинову возиться с Пашкой Скобелевым, но против Марии Николаевны не попрешь… Вот и сидел он в классе с Пашкой, который, высунув от напряжения язык, пыжился над задачками по химии. Лицо покрылось испариной.
Мария Николаевна разрешила вице-сержанту помогать, как она выразилась, «непутевому суворовцу», но Скобелев, оказывается, и сам во многом «петрил», так что контрольная ему была по зубам. Это еще больше удивило и разозлило Сухомлинова: «дурак-дурак, а соображает». Осилив последнюю задачку, Скобелев облегченно вздохнул.
— Скажи, Глеб, все же я дундук…
— Сегодня Серый приказал поставить тебя в наряд.
— На всю неделю, через день?
— Пока не вылечишься. Дурак, лучше бы уж качался…
Скобелев скис.
— Да, тяжела ты, шапка Мономаха. Теперь наверняка в субботу отменят танцы.