— Что, дискотеку? Никаких дискотек…
В политотделе раскалился телефон: трезвонили девочки из медицинского.
— Будет дискотека?
Капитан Бабанский был в панике. Кто бы мог подумать, что из-за танцев разгорится такой сыр-бор: с одной стороны визгливо напирала «медуха», с другой — свои же, суворовцы, гурьбой лезли в политотдел. Почему? Если, мол, что не так, разберитесь по делу, а дискотека наша, кровная — не имеете права…
Но на все звонки в роту майор Серов простуженно, с каким-то каменным упорством отвечал: «нет»!
И все же Бабанский, может быть, в пику Серому, был на стороне суворовцев. На экстренной летучке у начальника политотдела полковника Игнатова стоял один вопрос: как быть? Ротный, майор Шестопал, был недоволен:
— Бросьте, товарищ капитан, свое мальчишество. Да вы только уступите им сегодня — они вам завтра на шею сядут. Вы этого хотите?
— А вы что, — горячился Бабанский, — хотите, чтобы завтра рота не вышла на физзарядку? Вам мало драк?
Шестопал устало провел по горлу ладонью — с меня, мол, довольно, сыт. И не только драками. Бабанскому-то что — скачет себе в политотделе, конек комсомольский! В кабинете легко демократию разводить. А вот стать бы тебе, Александр, командиром роты хоть на неделю, поглядел бы я, как бы ты запел. Лебедем… Но вслух майор только мрачно отрубил:
— Категорически против дискотеки. Наказание должно быть наказанием.
Игнатов молча и сосредоточенно переваривал мысли офицеров. Наконец он положил сухую ладонь на зеленое сукно стола.
— Пустое дело, Шестопал. Здесь и дураку ясно, к чему приведут ваши меры. Проводите дискотеку.
В субботу, когда многих одолевало безделье, у Глеба появлялось желание поработать или побыть одному, посидеть и поразмышлять. Иногда забившись в классе, у окна, чтобы видно было, что делается на училищном плацу, он просто читал. В последнее время Глеб пристрастился к чтению романов, и милая, простодушная библиотекарша подсовывала ему очередную книгу так, словно открывала только ей одной известную тайну.
На этот раз еще были долги по физике, и Глеб, взяв учебник и «Пармскую обитель», скрылся в классе, в одиноком, пустом классе, куда не долетала вечная суета суворовских будней. Здесь было хорошо, и душа мальчишки оттаивала. За учебник Глеб так и не сел — не хватило настроя, а вот роман читал с упоением, страницу за страницей. Была у Глеба еще старая привычка записывать возникающие мысли. Иногда они возбуждались книгой, но чаще всего той обстановкой, в которой он жил… Всякое записывал Глеб в обыкновенную ученическую тетрадь, но это были его собственные мысли, и майор Серов, как-то наткнувшись на нее в тумбочке и перелистав, удивленно посмотрел на Глеба.