Порассуждав на эту тему, генерал усмехнулся.
— Ну вот что, Бабанский. Ты молодежный бог, тебе и карты в руки. Они, конечно, придут к тебе. Куда же еще. Поломайся немного, да и согласись на бумагу с покаянием на мое имя… На первый раз посмотрим куда сивка-бурка выведет.
Капитан понимающе улыбнулся.
— Одним словом, товарищ генерал, обходной маневр.
— Может быть, и так, — согласился, вздохнув, генерал. — Чего там, выгнать проще и никогда не поздно.
Во втором взводе «покаянную бумагу» состряпали вмиг. Не веря себе, гурьбой понесли к Бабанскому. Он встретил хмуро, даже сердце екнуло: неужто «нет»? Но капитан бумагу взял, долго читал и, мусоля карандашом, поправлял текст, вписывая свои абзацы о том, что суворовцы обязуются и еще раз обязуются…
Наконец Бабанский ушел к генералу. Второй взвод ждал положительного исхода. Один только Серый, надутый как хомячок, ухмылялся: он был уверен, что это только начало — цветочки, мол, братцы, еще впереди.
Ее так и прозвали — тихая неделя.
Во втором взводе воцарилось компромиссное равновесие — «зачинщики драки» остались в училище, а майор Серов неожиданно потеплел, хотя ребята по-прежнему не верили ему ни на йоту. На самоподготовке, как всегда, корпели над задачками и писали девчонкам письма. Притихли и металлисты, словно им кто-то накрутил хвоста…
А в пятницу вечером роту вывели на плац. Там, уже подравниваясь, стояло все училище. На левом фланге в тусклом заходящем солнце сверкали трубы оркестра. Ждали генерала. Он вышел, молодцевато поздоровался с офицерами и встал рядом со знаменем училища:
— Юферов, командуй!
Оркестр грянул марш, и рота за ротой, отбивая четко шаг, стали вытягиваться на улицу. Юферов командовал властно-хрипловатым голосом. Его не очень-то слушали — в ротах все было и так отрепетировано до мелочей: ходить суворовцы умели, а иногда, при общем воодушевлении любили, особенно под музыку. Стройные, черные колонны краснолампасников привлекали на улицах публику. Люди останавливались, порой захваченные врасплох, и глазели с удовольствием: ведь не так часто по городу ходят с оркестром суворовцы…
Неизвестно, кто выдумал эти прогулки — возможно, поступила команда сверху, — но пацанам они нравились. Себя показать суворовцы любили, это жило в их самолюбивых сердцах — нравиться! Чего там, ведь многие и пришли-то сюда из-за этого…
Взаимное возбуждение публики и красивеньких пацанов, одетых в необычную военную форму, нарастало по мере того, как оркестр уступал барабанщикам. Они действовали завораживающе, решительно и смело оглушая улицы слаженной дробью. Шаг суворовцев твердел, становился еще четче — все сливалось в какое-то общее вдохновенное единение.