— Западлянку строите? — ревел прапорщик. — Вы у меня еще попляшете, я научу Родину любить.
— Товарищ прапорщик, можно слово? — Карсавин подался вперед. — А если мы завтра все в санчасть ляжем, отвечать будет кто — вы или дежурный по лагерю?
Прапорщик утихомирился и распустил строй. Он сумрачно ходил среди коек и возмущался:
— Ну, кому мне верить? Ну, в кого?
— Мы все здесь верующие, — хрипловато донеслось из темного угла, — одни верят, что есть Бог, другие верят, что его нет…
Когда уезжали в училище, к последней машине, по суворовскому обычаю прицепили хвост из консервных банок. Жестянки гремели, вызывая взрыв удовлетворенного хохота…
Ротный на этот раз находился в последней машине. Он специально приказал остановиться.
— Накажу, — процедил сквозь зубы майор Шестопал. Он был в общем-то настроен добродушно и потому, отцепив хвост, лишь укоризненно покачал головой: ну что с них возьмешь, пацаны!
Глеб терпеливо ждал, пока капитан Бабанский закончит разговор с подполковником Воробьевым. Тот явно был чем-то озабочен, раздражен и не стеснялся Сухомлинова.
— Вспоминаю старое суворовское училище… Вот когда были суворовцы! Танцы, занятия музыкой, мы даже журналистикой занимались, чтоб у мальчишек творческое мышление развить… Да и мальчишки были иные. Мы их начинали лепить, как говорится, сразу, как только они вылуплялись из куриного яйца. А что сейчас?! Бурса, ПТУ…
Бабанский не совсем был согласен с подполковником, да и присутствие вице-сержанта его, видимо, сковывало, поэтому он постарался завершить разговор:
— Товарищ подполковник, вот здесь бумага, это, по-моему, вам.
Подполковник натянул на горбоносье очки, крякнул:
— Конечно, мне. Кому же еще?
Бабанский вышел с Сухомлиновым в коридор.
— Вот что, Сухомлинов, родилась идея: надо отобрать суворовцев, которые могли бы пойти в детский сад. Ну, сам понимаешь, поиграть с малышами, почитать стихи… Набери команду — может, Вербицкого, Горлова…
— Товарищ капитан, я не против, да съедает меня английский.
— Не волнуйся с английским, поправишь!
Димка Разин, узнав о детском саде, загорелся первым.
— Да я их, толстопузиков, с детства люблю. Записывай, буду читать есенинские стихи.
— Ты обалдел, что ли! Они маленькие, а ты им Есенина. Сказку, может?
— Сказки рассказывать будешь ты, — обиделся Димка. — А я им про Есенина.
Рядом стоял Вербицкий, давился от смеха и крутил яркими карими глазами.
— Какие сказки? Анекдоты! Мой двоюродный племянник из детского сада такие анекдоты приносит, аж дух захватывает!
Фасонистый суворовец шапку носит «пирожком» или «домиком». На то он и фасонистый…