Все это было очень хорошо известно генералу Мюллеру. Ему было ясно, что ни один мешок зерна не должен пропасть из-за хранения под открытым небом или попасть в руки польских партизан. Эту задачу нельзя было решить, не усложнив второй. И это обстоятельство, уже приведшее к трениям с различными инстанциями, было ему особенно неприятно.
В различных уголках генерал-губернаторства, практически превратившихся теперь в театр боевых действий, вопреки установленным порядкам сохранились органы гражданской администрации и отряды СС и полиции. Это делалось для того, чтобы выкачать из страны все, что только можно. Только в прифронтовой полосе глубиной от 20 до 30 километров гражданские органы были заменены администрацией вермахта.
Порядок сотрудничества всех администраций в изменившихся условиях был решен и согласован на самом высшем уровне в Берлине. Об этом, полагал Мюллер, сейчас нечего и говорить. Именно по этой причине, думал он, гауптштурмфюрер Фукс и не известил его заблаговременно о своем прибытии. Собственно говоря, он не годился в партнеры шефу главной полевой комендатуры. Значит, дело было чрезвычайно спешным и, возможно, связанным с особым заданием, полученным гауптштурмфюрером.
Мюллер мог предположить, что́ это было за задание. На сталелитейном заводе, самом крупном предприятии города оборонного значения, только что были произведены массовые аресты. Гестапо арестовало не только рабочих, но и мастеров, поляков и немцев, у которых были найдены листовки комитета «Свободная Германия», Поговаривали, что такие же листовки, призывавшие солдат предать фюрера и рейх, были обнаружены при внезапном обыске в санаториях для выздоравливающих и в госпиталях гарнизона. А несколько таких листовок обнаружили даже в местных органах СС. Официально об этом не было произнесено ни слова, но Мюллер не сомневался, что так оно и есть. Фукс искал следы, но пока безрезультатно.
К Мюллеру Фукс явился точно минута в минуту. Как всегда, на нем был неброский, весьма элегантный штатский костюм. Он вошел быстрыми, мягкими шагами, вскользь осведомился о здоровье господина генерала и сел. Все это тихо, вкрадчиво. «Проклятый крот», — подумал о нем Мюллер.
— Наша акция от двадцать седьмого августа, — начал Фукс, — оказалась безрезультатной во всех отношениях.
Генерал промолчал. Он не ошибся в своих предположениях. Теоретически из Котфинских лесов не могла ускользнуть даже кошка. Вермахт и полиция поняли наконец, что в лесу действует не одно, а два партизанских соединения. И все-таки факт оставался фактом: не был взят ни один пленный, партизаны скрылись, полностью сохранив свои силы. Но куда? Об этом ходили самые противоречивые слухи. Даже его, Мюллера, хитрость не удалась. Противник не клюнул на подставленную им роту власовцев, напротив, он тотчас же открыл огонь по приманке.