Передовые посты батальона имени генерала Бема установили, что противник продолжает стягивать силы в районе восточнее Котфина. Это известие подтвердил и майор Гора, командир действовавшего в это время на юге Польши партизанского отряда. Утром 24 августа у него состоялся длительный разговор с Ганичем и Невойтом в лагере, к которому присоединился и его отряд.
Командиры давно уже ожидали фашистского наступления. Беспокоила только необыкновенно долгая подготовка к нему. Или они медлят, потому что боятся боя на незнакомой лесистой местности? Ганич опроверг это предположение. По его мнению, либо армейское командование, полиция и жандармерия никак не могут выработать единой тактики действий, либо они ожидают приказ высшего начальства.
— А почему они никак не могут решиться? — спросил Анатолий Невойт и сам же ответил: — Потому что они метят именно на мою группу. А точнее, на наших немецких товарищей. — Он тяжело вздохнул, что с ним случалось очень редко. — У меня камень с плеч упадет, когда я наконец переправлю их через границу и выеду на дорогу. Я и сам с большим удовольствием отправился бы на запад сегодня, чем завтра. Но сначала нужно дождаться возвращения наших разведчиков.
Когда Невойт сказал, что он намерен переместить место стоянки своего отряда дальше на северо-запад, ближе к пруду, Ганич что-то недовольно пробормотал про себя, но открыто не возразил. Гора, как человек осторожный и холодный, поддержал предложение; сам он со своими людьми пока оставался с польским батальоном.
Вечером того же дня, часов около восьми, Невойт принялся осуществлять свой план. А спустя часа два произошел один инцидент. Немецкие антифашисты как раз закончили чистить свое оружие, когда неожиданно раздались три винтовочных выстрела — условный сигнал, оповещавший о внезапном приближении противника. Куприянов приказал быстро седлать лошадей и через пять минут выступать. Потом выяснилось, что тревога была поднята напрасно. Взвод Армии Людовой пересек поляну в направлении родника. Но поскольку польские солдаты были одеты в гитлеровскую форму, дозорные приняли их за солдат противника.
Куприянов сразу же напустился на партизан. Резкость, с которой он говорил, выдавала скрытую нервозность, охватившую, по-видимому, всех. Приказ об отправлении был воспринят всеми с чувством облегчения.
Нестройной колонной двигались партизаны по темному лесу. Они обогнули широкую, разъезженную повозками лесную дорогу и скрылись в густой листве деревьев. Немецкие товарищи держались возле своего багажа, который тащили на тележке две лошади. И лошадей и тележку предоставил в их распоряжение Невойт. Лошадей выпросили у советских партизан.