— Тише, Тарас, тише, — зашептал командующий. — Оставь меня сейчас одного и с час никого не впускай. Дай немного подумать.
Сердце билось медленными неровными чками. Волнами стучала кровь в виски, какая же из этих волн девятый вал? — равнодушно думал командующий, — Нет, мой девятый вал еще впереди и пусть не торопится ходить по мою душу. — Он грустно вздохнул. — До чего же ты дожил, Антон Федосеевич, если какой-то молокосос чуть ли не называет тебя в открытую трусом? Если бы он знал, как это было!»
Командующий смежил тяжелые веки и погрузился в воспоминания. Он редко вспоминал об этом, потому что каждый раз воспоминание резало и обжигало душу. Он и сам наедине с собственной совестью часто задавал этот мучительный вопрос: а правильно ли тогда поступил?
Оставшись в одиночестве в пустом кабинете, командующий нашарил в ящике письменного стола таблетку валидола, но тотчас положил ее обратно. «А может быть, лучше было бы тогда погибнуть? — подумал он. — Сесть с ним рядом и принять свой последний вздох уже не в воздухе, а на земле. И не пришлось бы тогда делать четвертого разворота над своим аэродромом перед посадкой и через часа после этого стоять навытяжку перед маршалом и слышать его раскатистый бас:
«Вы подлинный герой, подполковник Баталов. Вы еще оценить не в состоянии, что сделали для фронта, готовящегося штурмовать высоты.
«Я в этом полете потерял лучшего друга», — естно проговорил Баталов.
Но человек в маршальском кителе сделал строгий протестующий жест.
«Ваши разведданные позволили определить направление первой атаки, и это спасет сотни шей. А что касается друга… — Маршал сделал паузу и прошелся по комнате. Остановился перед столом, накрытым крупномасштабной картой района Зееловских высот. — Сейчас— жесточайшее время, подполковник, не вам мне это говорить. Ежедневно наши поисковые группы уходят за «языками». Там тоже часто бывает похожее. Брат теряет брата, отец сына. Но ведь приказ надо выполнять и в самой жестокой обстановке».
«Я потерял друга, — повторил Баталов, едва сдерживая слезы. — Если бы я сел и взял его в кабину, может быть, нам удалось бы взлететь или отбиться от фашистов на земле, перейти линию фронта и вернуться к своим».
«И я бы вас тогда отдал под суд!» — жестко прервал его командующий фронтом.
«За что же, товарищ маршал?»
«За преступное невыполнение боевого приказа, поставившее в затруднение целый фронт».
«Прав ли был маршал? — думал сейчас Баталов, прислушиваясь к ударам крови в виски, — Бесспорно, прав всей силой своей командирской логики и уставной практики. А ты, Антон? Как человек и друг? Был ли ты прав, если судить тебя по строгому и беспощадному кодексу боевой дружбы?»