Охваченный гневом, Андрей Беломестнов сурово взглянул на появившегося из боковой двери Баталова. Генерал сел за стол и, улыбаясь, спросил:
— Не устал, Андрюша, не надоело ли тебе листать мою летную книжку?
Беломестнов, молча вглядываясь в черты генеральского лица, видел широкий, круто взбегающий лоб, откинутые назад густые с проседью волосы, крупные губы, линии морщин, прорубленных временем на щеках, и снова ощутил, как острая, еще более сильная волна злости захлестывает его при мысли, что этот человек мог позорно бросить в бою отца, обречь его на гибель. Андрей вдруг понял, что если он промедлит еще одну минуту, то уже не произнесет тех слов, которые жгли его душу.
— Антон Федосеевич! — захлебнулся он срывающимся голосом. — Вы никогда не рассказывали мне о том, как погиб мой отец, хотя были свидетелем его последних минут… А вот сегодня я прочел запись в вашей летной книжке и все понял…
Командующий вдруг взялся ладонями за край стола и грудью навалился на него. В глазах полыхнули недобрые огоньки.
— Что же ты понял? — спросил он глухим голосом.
— Я понял, — бледнея, сказал Андрей и медленно встал, — что здесь, в этой летной книжке, правильно указаны подробности гибели моего отца. Вы не сделали даже попытки сесть в районе Зееловских высот и взять его в кабину своего истребителя. А отец в ту минуту был еще жив… Да, жив!
Толстые пальцы командующего разжались, и он устало прислонился к высокой спинке кресла. Будто не желая во что-то верить и упорно отвергая услышанное, Антон Федосеевич медленно надел очки, которыми пользовался лишь для чтения, и устремил на Андрея из-под их стекол тяжелый взгляд. Крупные губы его сжались и стали тоньше, пепельно-серое лицо порозовело.
— Что? Повтори, что ты сказал? — Опираясь о подлокотники, генерал стал подниматься в кресле, ощущая, как все его тело наливается тупой болью.
— Я сказал, что мой отец мог бы остаться в живых, если бы вы его не бросили… — почти прошептал Андрей.
Побагровевший Баталов с трудом поднялся в кресле, опираясь о край письменного стола тяжелыми ладонями с набрякшими венами, и выкрикнул:
— Мальчишка! Что ты можешь понять? Убирайся отсюда!
Беломестнов выпрямился и вытянул руки по швам, словно самым главным сейчас для него было принять положение «смирно»»
— Я уйду, — сказал он дрожащим голо-. — Но это ничего не изменит.
Когда на шум в кабинет вбежал Староконь, командующий кособоко сидел в кресле, прижимая к сердцу широкую ослабевшую ладонь.
По его бледным щекам скатывались капли пота.
— Антоша, та що с тобой, на тебе же лица немае? — воскликнул с испугом верный адъютант. — Мабудь, за валидолом сбегать?