— Так я пошел, с вашего разрешения, Антон Федосеевич. На всякий случай прощайте, Ирина Николаевна, если, воротившись, вас не обнаружу.
Горькая радость любви иссякла гораздо раньше, чем предполагал Баталов. Слишком умной была Ирина, чтобы не понять самого главного: никогда она не займет в душе этого человека место, отданное той, которая и сейчас внимательно смотрела с портрета на них обоих, Место это было занято навечно.
Ирина обдуманно и очень скрытно готовилась к отъезду в далекую экспедицию, как готовятся к неминуемому отступлению, когда заранее отводят назад и тылы, и связь, и резервы. Уехала она внезапно — Баталов в это время находился на очередных летно-тактических учениях — и лишь через месяц прислала ему лаконичную записку:
«Дорогой Антон! Всю жизнь буду вспоминать о тебе и о наших днях с глубокой печалью. В моей жизни появился другой. Прости и не осуждай. Так надо».
Много позже он узнал, что никакого другого в жизни Ирины не появилось. Просто ей нужен был повод, чтобы поставить точку нелегким своим терзаниям, на всю жизнь освободиться от укоряющих глаз светловолосой фронтовой девчушки, всегда встречавшей ее пристальным взглядом.
После их разрыва верный Староконь заметно повеселел, хотя и делал все, чтобы это не бросалось в глаза генералу. В конце лета он привез из лагеря загоревшего и подросшего Аркашу, снарядил его в школу. Вечером первого сентября Баталов вернулся домой с большим тортом, и они дружно пили чай. Аркадий без умолку болтал о том, с какими он подружился в лагере ребятами, как научился плавать. Генерал гладил его выгоревшие на солнце волосы, а мальчик, соскучившийся по отцовской ласке, доверчиво прижимался лбом к его твердой и сильной ладони.
— Вот и снова началась наша спартанская жизнь, — грустно вздохнул Баталов.
И опять помчались дни, недели, месяцы. То учения, то ввод в строй летного молодняка, то переучивание на другую технику — ведь совершенствование авиации идет непрерывно. А штабные заседания, совещания, большая партийная работа, строительство в жилых городках! Словом, сколько больших и малых дел у человека, на плечах которого забота о сотнях людей и машин, ответственность за самые дальние воздушные границы нашей страны!
Однажды утром лаконичной телеграммой «в пятнадцать ноль-ноль быть у меня» вызвал его командующий авиацией округа. Погода была солнечной, небо безоблачным, и, пролетая над тайгой, от избытка удовольствия Баталов на своем «миге» сделал несколько сложных фигур, отчего зарулил на стоянку с двухминутным опозданием. Там его уже поджидала «Победа» с работающим мотором. За одну минуту до назначенного срока он открыл дверь в кабинет. Командующий сидел за столом в легком кителе, на котором сверкали две Золотые Звезды Героя. Командующий был на четыре года моложе Баталова. Он пришел на войну мальчишкой, в двадцать два года уже получил вторую высокую награду, и даже сейчас было что-то мальчишеское в чертах его острого энергичного лица и в пышном чубе смолистых волос, дерзко спадающем на лоб, в очерке полных губ, их он часто облизывал, в твердом подбородке. Только морщины, запавшие в глазницах, подчеркивали возраст.