– Кирилл не может жениться на твоей дочери, но мой старший сын…
Разве я так много прошу? Только обморок. Всего лишь обморок, чтобы не слышать, не видеть, не думать. Он улыбался – не мягко, не нежно. Улыбался с превосходством во взгляде, с надменной маской, что застыла на его лице. Кирилл… Неужели я все-таки схожу с ума?
– Кирилл, сынок, пойдите прогуляйтесь с Оленькой, – обратился мужчина к Беркуту.
– Нет, – шептали мои губы. – Нет, спасибо, я сама.
Осторожно ступала спиной назад под этим внимательным хищным взглядом, а когда наткнулась на дверь, непроизвольно вздрогнула. Пальцы с трудом нашли ручку, но, едва я вышла в секретарскую, меня окликнули:
– Ольга…
Никогда так не называл. Родная, лисенок, но не по имени. Каждую букву пронизывали презрение и холод.
Не оборачивалась. На ватных ногах двигалась вперед, понимая, что мне срочно нужен воздух. Чужие пальцы сомкнулись на моем плече, вынуждая обернуться. Я не видела эту дверь, когда шла, но именно в нее меня и втолкнули.
– Отпусти… – не просьба, мольба. Пыталась обойти Кирилла, но он заступил мне дорогу, закрывая за собой заветную дверь.
– Отпущу, – ядовито улыбнулся он, уничтожая взглядом. – Завтра… Или никогда.
Сейчас
Испуганный взгляд, мелкая дрожь. Так хорошо играет, а может, и не играет вовсе. Это не имеет значения, потому что не изменит ровным счетом ничего.
Три года. Прошло три невыносимых года с тех пор, как я видел ее в последний раз там – на вокзале. На коже до сих пор остался шрам от пули, но на сердце рана и не думала заживать. Эта рана куда болезненнее, чем все остальные, которые когда-либо были нанесены. Другие затянутся, эта – никогда.
– Отпусти… – так легко, так наивно.
Не понимает, что я ждал этого дня слишком долго. Не понимает, на что пошел для того, чтобы этот день когда-нибудь настал. Слезы. Чего стоят сейчас ее слезы, что встали стеклом в глазах? Еще помнил, как здорово она умеет лгать. Почти профессионально.
– Отпущу, – милостиво согласился я, улыбаясь. – Завтра… Или никогда.
Лукавил. Ее страх был сладкой патокой для моего самолюбия. Понимал, что исправить сейчас уже ничего не смогу. Передумал в последний момент. Слишком больно, но уверен, без нее моя жизнь имеет все шансы стать нормальной. Только осознал это слишком поздно, и теперь за меня придется отдуваться Алеше. Но ничего, ему даже полезно.
– Мне нужен воздух. – Бледная. Бисеринки пота появились на лбу. Неужели настолько страшно?
Сладкая патока вмиг превратилась в горечь. Отперев дверь, отошел в сторону, чтобы дать ей выйти, но Ольга не сдвинулась с места. Не верила, что отпускаю. Да я и сам не верил, но, сложив руки на груди, решительно кивнул ей на дверь. Мне только обморока здесь и не хватало. Ее реакция понравилась поначалу, но сейчас уже стала слишком…