Вознесенный над желтой рекой полусонною,
Город— улей москитов, термитов и пчел,
Я судьбу его знаю, сквозь маску бетонную
Я ее, как раскрытую книгу, прочел.
Это Колосс Родосский на глиняном цоколе.
Это в зыбком болоте увязший кабан,
И великие ламы торжественно прокляли
Чужеземных богов его горький обман.
Победителей будут судить побежденные,
И замкнется возмездия круг роковой,
И об этом давно вопиют прокаженные.
Догнивая у ног его смрадной толпой.
Вот хохочут трамваи, топочут автобусы.
Голосят амбулансы, боясь умереть…
А в ночи фонарей раскаленные глобусы
Да назойливо хнычет китайская медь.
И бегут и бегут сумасшедшие роботы,
И рабы волокут в колесницах рабов.
Воют мамонты, взвив разъяренные хоботы.
Пожирая лебедками чрева судов.
А в больших ресторанах меню — как евангелия,
Повара — как епископы, джаза алтарь
И бесплотно скользящие женщины-ангелы —
В легковейные ткани одетая тварь.
Непорочные девы, зачавшие в дьяволе,
Прижимают к мужчинам усохшую грудь.
Извиваясь, взвиваясь, свиваясь и плавая.
Истекают блаженством последних минут.
А усталые тросы надорванных мускулов
Все влекут и влекут непомерную кладь…
И как будто все это знакомое, русское.
Что забыто давно и вернулось опять.
То ли это колодников гонят конвойные.
То ли это идут бечевой бурлаки…
А над ними и солнце такое же знойное.
На чужом языке— та же песня тоски!
Знаю: будет сметен этот город неоновый
С золотых плоскогорий идущей ордой.
Ибо Божеский, праведный суд Соломоновый
Нависает, как меч, над его головой.