Часа в четыре ночи она стала просить нас отвезти ее на одну из площадей. Ивана очень удивила эта просьба. Дело в том, что на этой площади не было жилых домов. Это был район, где помещались заводы, конторы и городские бойни. В центре ее стояла тюрьма.
— Что же ты там будешь делать ночью? — спросил Иван.
Клод не отвечала прямо.
— Мне нужно! Понимаешь, нужно там быть! — твердила она.
Иван задумался, и вдруг глаза его сверкнули.
— Я знаю, зачем ей нужно, — тихо сказал он мне.
В этот день на площади была назначена казнь некоего Гоше — молодого юноши, ограбившего ювелира на авеню Мозар и убившего его, его жену и приказчика. Забрав несколько бриллиантовых браслетов, он скрылся и через три месяца был пойман полицией.
— Ты хочешь присутствовать при казни Гоше? — в упор спросил ее Иван. Клод разрыдалась. Гоше был ее любовником. Ее трясло как от озноба. Чем мы могли ей помочь?
— Ее надо напоить до бесчувствия и отвезти домой, — по-русски сказал мне Иван.
Мы давали ей коньяк стаканами. Но увы! Возбуждение ее было так велико, что алкоголь не действовал на нее абсолютно. Она настаивала на своей просьбе. Ее губы дрожали, глаза готовы были выскочить из орбит. Она умоляла, грозя самоубийством.
Пришлось согласиться. Иван сел за руль, и мы помчались.
На пляс X было еще темно, серый туман застилал все. Площадь была оцеплена полицией. По французским законам казнь должна быть всенародной, но обычно совершается она на рассвете, чтобы не привлекать внимание толпы. Остановив машину в дозволенном месте, мы были очень далеко от нее. Толпу не пускали. Она шумела тут же, возле нас, как морской прибой, приподымаясь на цыпочки и вытягивая шеи, в тщетной надежде что-нибудь увидеть. Клод трясла лихорадка. Она повторяла только один звук: ва-ва-ва…
Мы держали ее за руки, накинув на нее свои пальто. Прошло минут двадцать. Внезапно по толпе прошло какое-то движение. Точно шорох. Или вздох. Это где-то скатилась голова. Клод крякнула и забилась в истерике.
Я выскочил из машины, чтобы достать доктора или как-нибудь еще помочь ей. Но она уже вырвалась из рук Ивана и бежала по мостовой, крича и плача. Потом упала на камни. Засвистели свистки полицейских. Ее подняли и понесли в ам-буланс.
Иван, забыв обо мне, круто повернул машину и умчался куда-то. Я остался один.
Светало. Толпа возвращалась к своим будничным заботам. Торговки несли корзины с цветами и фруктами, огромные фургоны, груженные морковью и капустой, скрипя, проплывали мимо. Рабочие спешили на фабрики.
Я стоял во фраке, в цилиндре и вечернем пальто и являл собой дикое зрелище. Я был близок к обмороку. Все это потрясло меня.