Саша
* * *
Ст. Смольянинская. 31-е окт. 1950 г.
Дорогая Пекочка!
Сижу на завалинке станционного амбара и пишу тебе письмо. Тут бродят утки, гуси, куры и козы с козлятами. Все голодные и ищут себе пропитанья, копаясь в мусоре. Мы только что «позавтракали» чаем с сухим черным хлебом и сходили на базар. Там, кроме семечек, ничего нет. Но мы вчера купили во Владивостоке мяса и зелени и сегодня будем готовить борщ. Неизвестно, что получится. Проводница какая-то «псиша» и ничего не умеет.
Вагончик у нас маленький, в нем всего четыре места, а нас с проводниками пять. Причем их надо кормить, одна спит на полу. Трясет и мотает нас страшенно. Маневровые паровозы бьют нас целым составом в грудь. Тогда все стекло летит на пол, а Мишка падает с верхней полки, где он «во снах и грезах» проводит большую часть суток. Так целыми днями мы стоим где-нибудь на задворках маленьких станций, а вечером за нами приходит машина и берет нас верст за 20—40 в Дека, которые мы и обслуживаем. Вагончик дрянной, и мы голодаем. На базарах ничего нет. Приходится питаться консервами, от кот[орых] у меня расстраивается желудок.
После двух-трех таких концертов мы возвращаемся во В[ладивосто]к, где опять поем какой-нибудь концертишко где-нибудь в санатории. Сегодня или вчера исполнился месяц, как мы уже ездим, а еще ничего не сделано. Десять дней взяла дорога и только 20 дней рабочих. За это время я и спел 20 концертов, не потеряв ни одного дня. Условия очень неважные. Клубы нетоплёные до сих пор. Света нет. Инструменты убийственные.
Я все время простужен и никак не могу вылечиться. Скоро закончим здесь по линии и числа 10-12-го будем в Хабаровске. А может, и раньше. Плана у них нет, и ничего вперед не знаешь. Вообще халтура в этой филармонии страшная. Хотя люди неплохие, но работать не хотят. Им неинтересно.
Что у тебя нового? Пиши в Хабаровск. Я пробуду там недолго, 3—4 дня. Мы не хотим сейчас петь в Хабаровске, потому что идет зима и надо проскочить Сахалин до морозов, вот мы и торопимся туда сперва. Скучаю по вас, мои дорогие. Как мои красавицы доченьки? Как жизнь в доме? Кто звонил? И нет ли чего нового? Целую тебя крепко. Пиши. А то я как на фронте.
Саша
* * *
5-е ноября 1950 г.
Дорогая Лиличка!
Только вчера отправил тебе два письма, а сегодня опять пишу. Это мое единственное утешение — поговорить с тобой в письме. И хотя ничего нового за это время у меня нет, все же пишу. Как-то легче делается. Сегодня здесь тепло — синее небо, солнце. Сейчас 9 ч. утра, а у вас 2 ч. ночи, и вы еще спите — и ты, и доченьки. Я уже час как проснулся и обо всем передумал. Надо будет купить квартиру. Хотя жалко, что эта нам стоила так много денег и ее надо отдавать даром. Но ничего. А на дачу я заработаю в будущем году. Купил стихи Щипачева. Ничего себе. Пишет как нужно. Иногда трогает, но удовольствия его стихи не доставляют. Потерял свои очки. И к лучшему, а то они были уже слабы для меня. Теперь у меня новые, сильнее, и читаю в них, не утомляя глаз. Вчера концерта не было и до 9-го не будет. Пять дней отдыха. Пора, а то голос утомлен ужасно, да и кашель не проходит. За это время мы переменили парад. Тут все использовано — 24 концерта дал Вл[адивосто]к и район, 9-го первый к[онцер]т в Хабаровске. А завтра в 2 ч. дня мы отсюда отбываем в Хабаровск] седьмого утром, в день праздника. Получил теплую поздравительную телеграмму — спасибо. В Хабаровске пять концертов и — на Сахалин. Как твои дела, Пекочка? Пиши мне почаще. Я тебе протелеграфирую мой Сахалинский адрес.