на левой стороне груди, величиной 10 см в квадрате. Я не носил знак Соломона, также и моя семья не носила. Зять носил и был избит немцами. Приказа такого не было, что евреям нельзя ходить по тротуарам, но когда навстречу немцам попадался еврей, то они всегда его избивали. Зятя избили около того места, где была милицейская столовая на базаре. Там была и регистрация евреев со двора. Народу на регистрацию приходило много. Проверяли паспорта, записывали фамилию, имя, где живет и год рождения. Случаев избиения евреев было много.
В здании автостанции был большой склад. В воззвании было сказано, что на самые тяжелые и грязные работы мобилизуется еврейское население. На этом складе в автостанции работали евреи. Работа была тяжелая, заставляли нагружать и разгружать тяжелые мешки по 6-8 пудов. Поднимет мешок и упадет — его тут же избивают. Раз упадет — значит, избивают.
На второй же день после вступления в город немцы повесили несколько человек, на Малобазарной около здания автостанции. Пять человек висели около городского сада на столбах. На большинстве трупов было написано «За грабеж»...
После регистрации евреи одели знак Соломона. В общину все евреи обязаны были являться ежедневно, отсюда немцы забирали их на работу. Я сам на работу не ходил, знака не носил, и до самого приказа не ходил на регистрацию. В паспорте у меня указано — «еврей». Евреи выполняли самую грязную работу. Чистили картофель, уборные. Сестра моя, учительница, почти все время была использована на работе по очистке уборных, убирала уборные на базаре. Женщин возили в госпиталь, где была раньше первая советская больница, там они чистили уборные, на консервном заводе работали по очистке картофеля и нечистот. ...
Немцы дали общине приказ собирать вещи. Кроме того, немцы сами ездили с машиной и ходили по еврейским квартирам, забирали всякие вещи. Был дан приказ собрать десять коверкотовых костюмов. Бейлис, председатель общины, был за невыполнение этого приказа избит. Дальше последовали приказы о сборе посуды, подушек. ...
10 декабря появился приказ. Наша соседка, она сейчас жива, русская старушка, ей, наверное, лет 90, она видела на столбе в нашем Советском переулке небольшую бумажку, в которой было написано, что все еврейское население, невзирая на возраст, должно явиться в обозначенные пункты — в мединститут и в здание бывшего Обкома, имея с собой носильные вещи и на пять дней запас продуктов. Это у меня запечатлелось на всю жизнь. Мы обдумали все это, у меня собрались все русские, мои знакомые, в большинстве русские. Они мне советовали не идти, и, во всяком случае, не идти моей семье. Я все-таки побоялся. Ко мне пришел брат, он совсем создал панику, и мы 11 числа пошли. Я явился в Обком партии, здесь как входишь, в вестибюле сидел переводчик немец и двое русских полицейских. Забирали паспорт и документы, а выход был один — во двор. Когда мы туда пришли, там народу было очень много. Мы с братом имели только продукты на пять дней. Вещи при входе в здание тотчас же отбирались. Один из моих знакомых привез вещи на двух линейках. Он верил до последнего момента, что поедет в эвакуацию. Были такие, которые требовали расписку о приеме вещей, многие не хотели отдавать. Но им говорили, что вещи будут отправлены отдельно.