Я пытаюсь вырваться из его хватки.
Он стискивает зубы.
– Тебе больно, ты злишься, и эмоции мешают тебе думать. Но рано или поздно эмоции утихнут, и ты поймешь, что совершила одну из самых огромных ошибок в жизни. Только к тому времени будет уже слишком поздно.
Меня охватывает такая ярость, что я хочу кричать или плакать, и все сразу.
– Тебе-то что? Тебе вообще не должно быть до этого никакого дела.
– Мне есть дело.
Я фыркаю и пытаюсь вытащить запутавшиеся в одеялах ноги.
Но он не отпускает и выволакивает меня из кровати. Бью его ногами, но он блокирует удары и, развернувшись, встает между мной и кроватью. И только тогда отпускает мои запястья.
– Серьезно? Ты не дашь мне лечь в собственную постель? – гневно спрашиваю я. Меня снова накрывает чувство ярости, которую я испытывала по отношению к Маттео и этой проклятой школе.
Пытаюсь обойти Эша, но он преграждает мне путь. Толкаю его, он толкает меня в ответ. Сердце бешено колотится, и я чувствую, как глаза снова застилают слезы. Хочется разорвать его на части, разнести и эту комнату, и эту школу.
– Хочешь меня ударить, правда? – спрашивает он. – Давай!
Он толкает мои плечи.
– Прекрати!
– Защищайся, – говорит он и снова толкает меня.
– Черт возьми, хватит, Эш!
– Если ты меня не ударишь, я сам тебя ударю. Советую тебе блокировать удар или сделать хоть что-нибудь, а не просто стоять столбом.
Не успев даже подумать, что делаю, я отвожу руку назад и с силой бью его прямо в челюсть. И он не сопротивляется.
Зажав рот руками, делаю шаг назад. Трясу рукой, которая теперь чудовищно болит. Я полностью концентрируюсь на ней, пытаясь заставить губы перестать дрожать. Когда я ударила Эша, гнев сразу потерял свою силу, и теперь на его месте осталась лишь глубокая печаль.
Эш потирает лицо.
– Неплохо. Вполне возможно, у меня теперь будет настоящий синяк.
У меня по щекам катятся слезы.
– Прости. Не надо было мне этого делать.
Он подходит ближе, и я еще больше заливаюсь слезами, как будто все мое горе фонтаном вырывается наружу. Эш обнимает меня и прижимает к себе. Пытаюсь оттолкнуть его, но он не отпускает, и я утыкаюсь лицом ему в плечо. Чувствуя тепло его рук, которые гладят меня по спине, я понимаю, как сильно мне не хватало простого человеческого контакта. В этой школе никто ни к кому не прикасается, разве что для того, чтобы причинить боль.
– Вообще-то так тебе и надо. Ты это заслужил, – бормочу я.
Он смеется, уткнувшись мне в волосы. Когда его смех стихает, мы оба молчим.
– Ты потеряла кого-то очень близкого, – через несколько секунд говорит он, и это не вопрос, а утверждение.