Шлепок прозвучал звонко и отрывисто, как взрыв. Эхо насмешливо запрыгало по углам барабанной дробью.
– Это и твой ребёнок, между прочим! – ринувшись вперёд, мать кинулась на отца. Врезалась в гордо выставленную грудь и тщетно замолотила кулачками. – Не смей так говорить о нём!
– Это не ребёнок, – отец развернул её, словно в танце, и отшвырнул, как котёнка. Та грузно свалилась на кровать. С размаху ударилась головой о спинку, но не издала ни звука. – Это – чудовище, как и ты. Грязный полукровка, который не должен был родиться.
Линсен вжался в угол, пытаясь слиться с тенью, и закрыл глаза ладонями. Единственное, что удерживало его от броска – осознание того, что мать не чувствует боли. Дети в девять годовых циклов ещё не понимают, что, помимо физической, бывает и другая боль. Как и то, что причиняет она куда больше страданий.
– Покровители не дают таким чудовищам удержаться во чреве, Айлин, – продолжал отец, искоса поглядывая на Линсена. – То, что вы оба увидели свет – происки Разрушителей. Только Разрушители могут такое допустить.
От отца разило зелёным змием. Тяжёлый смрад плыл по комнате, как ядовитый смог. Он всегда кидался на мать, когда был пьян. И всегда начинал ковыряться в запретной теме, выискивая всё новые и новые придирки.
Удар. Шлепок. Ещё удар. Мать стойко принимала наказание за факт своего существования. Отлетала к стенке, пригибалась к полу, но тут же снова поднималась. И то и дело вытирала с лица проступившую гемолимфу. У неё никогда не хватало сил на достойный ответ.
Линсен смотрел на родительские драки, сколько себя помнил. Из сезона в сезон, из цикла в цикл. Бывало, что вмешивался и кидался на отца, но каждый раз получал свою долю оплеух. Хоть раны Линсена и затягивались столь же быстро, как у матери, боль он чувствовал во всех красках. Но иногда держать себя в руках, как приказывала мать, не получалось. И тогда он жертвовал собой, подставляясь под отцовские кулаки.
– Ублюдок! – Линсен неожиданно выпалил слово, которое постоянно слышал от отца в свой адрес. Злость прорвалась наружу, закипела в венах и задрожала на языке. Он сжал кулачки и шагнул вперёд.
– Линсен! – выкрикнула мать издалека. В её возгласе слышалась тревога.
– Что ты сказал, маленький выродок? – разъярённое лицо отца нависло над ним, как луна. Но ярость не отступила. Она стала сильнее.
– Бесстыжий ублюдок! – Линсен поднялся, пристально глядя в отцовское лицо, так схожее с его собственным. – Это ты отрезал мои крылья!
В комнате на несколько секунд повисла мёртвая тишина. Лишь хрустальные колокольчики позвякивали на оконной раме, как предвестники беды.