Снова вверх. Лик ратуши, лишённый указателей. Картина отдавала безотчётной мерзостью — словно перед тобой человек без глаз, с заросшей плотью вместо глазниц. Я сглотнула слюну, вспомнив, как выглядели часы, которые оставались лежать на столе отца, когда обед заставал его за работой: с раскуроченными внутренностями, железными, но оттого не менее нежными и хрупкими. Зачастую на циферблатах не хватало стрелок. В такие моменты я старалась не заходить в комнату отца.
«Почему они сделали это? Кто мог…».
Отсутствие стрелок лучше, чем что-то другое, открыло мне глаза на нелицеприятный факт: на площади никого не было и не намечалось. Размеренный зов оказался ещё одной лживой надеждой, как офисное здание. Я могла ждать под ратушей, пока не окоченею под порывами ветра, но никто сюда не пришёл бы.
Просто в городе никого не было, кроме меня.
«С чего ты взяла? — взревела я про себя. — Ведь прошло всего полчаса, как отбили куранты! Люди ещё не успели добраться до площади. Они придут, стоит только немного подождать…».
Вторая моя половина — та самая, которая сказала, что я одна, — понимающе усмехнулась и затаилась до поры, предоставив первой право стучать зубами под ветром. Я не могла зайти в ратушу, потому что на двери висел большой замок: администрация города не желала, чтобы исторический памятник стал пристанищем молодёжи, слоняющейся по улицам, распивая пиво. От нечего делать я стала мерить шагами периметр старого здания, отыскивая места, где ветер дует слабее. Свет фонаря заметно ослабел, но я не хотела его выключать. Так было больше шансов, что меня заметят те, кто придут на площадь.
Найти укрытие от ветра мне не удалось, потому что, как я уже говорила, он кружил вокруг, как вражеский агент. Чтобы не остыть окончательно, я вынуждена была ходить без остановки. В первые минуты ещё старалась занять голову какими-то мыслями (что я скажу тем, кто явится к ратуше; куда делись стрелки часов; кого я видела в кабинке туалета), но скоро холод проник под кожу, убивая думы, и ожидание превратилось в бессмысленную прогулку вокруг ратуши. Глаза сконцентрировались на колеблющемся круге света, уши слышали стук каблуков… Больше ничего я не воспринимала. В голове повисло опустошение, время от времени прерываемое одной горькой мыслью: что я вполне могла бы надеть перед выходом что-нибудь потеплее, чем эта невесомая блузка.
Однажды мне показалось, что я услышала шорох приближающихся шагов. Я встала как вкопанная и обвела фонарём кругом. Шорох немедленно стих; так же быстро растаяла моя уверенность в его наличии. Я выдавила из себя неуверенное: «Эй?» — но ветер заглушил клич, не дав пролететь и пятидесяти ярдов. Я сбросила напряжение через минуту, когда стало ясно, что шаги были иллюзией. И опять вернула взгляд к белому конусу света и к границн асфальта с землёй, которая в нём мелькала.